Тучка выбежала ко мне первой. Как всегда, она запросто оттеснила мальчишек своими медвежьими габаритами. Но почему-то не стала здороваться как обычно – с неудержимым восторгом, положив мне на плечи огромные передние лапы. Она была явно взволнована и испугана. Прижав уши к голове, она беспокойно ходила вокруг меня. Один бок был испачкан, как будто она прислонилась к свежевыкрашенной стене. Но я не красила стены в квартире. А если бы красила, то уж точно не выбрала бы красный цвет.
Опустившись на колени, я принялась перебирать влажную шерсть в поисках ран, но никаких ран на коже не наблюдалось, да и «краска» была только сверху и не проникала даже до подшерстка. Я мысленно извинилась перед Честером и Джорджем за свои безосновательные подозрения. Хорошо, что я уже стояла на коленях, а то могла бы и грохнуться с первым приступом головокружения. Я машинально принялась осматривать Джорджа и Честера, чтобы понять, откуда кровь. Сердце бешено колотилось. Мне опять стало дурно. Но на них тоже не было никаких ран. Я опустила голову, стараясь сдержаться и не хлопнуться в обморок.
– Беннетт? – крикнула я, оттолкнув Честера, который пытался слизывать кровь с моих рук.
Теперь я увидела, что мой новый диван весь в крови. Диван подарил Стивен, мой старший брат. Подарил на день рождения, тридцатилетие, когда, по словам братца, я стала уже совсем большой девочкой. Я попыталась собрать собак, но они все крутились под ногами, мешая пройти в спальню. Квартира была спроектирована по принципу железнодорожного вагона: длинные узкие комнаты выходили в прямой коридор. Если выстрелить, стоя у входной двери, то пуля пролетела бы через весь коридор, не задев стены. С места, где я стояла, была видна нижняя половина кровати. Была видна нога Беннетта.
– Что случилось с собаками? – спросила я.
Я прошла по коридору. Чем ближе к спальне, тем длиннее и ярче становились красные полосы на полу.
Беннетт лежал на полу вниз лицом, одной ногой на кровати. И только потом до меня дошло, что нога лежит отдельно от туловища. Первое, что я подумала: надо его перевернуть, чтобы он не захлебнулся в собственной крови, – но, упав рядом с ним на колени, я увидела, что он лежит лицом вверх. Его глаза смотрели бы в потолок, если бы у него еще были глаза. На мгновение у меня мелькнула совершенно безумная мысль – даже не мысль, а надежда, – что это не Беннетт. Может, в квартиру проник грабитель и на него набросились собаки? Я немного разбиралась в таких вещах и даже в состоянии шока понимала, что убийца – не человек. В брызгах крови не было никакой эмоциональной схемы. Моих знаний по криминалистике вполне хватало для правильной интерпретации того, что я вижу. Анализ брызг крови дает очень точные сведения. Он позволяет определить вид ранений, последовательность нанесения ран, тип применявшегося оружия и поведение жертвы – двигался человек или лежал неподвижно, когда ему наносили удары. В данном случае это были колотые и укушенные раны. Кисти рук Беннетта были скальпированы, то есть с них содрали кожу. Это значит, что он пытался отбиваться. Правую ногу ему оторвали в колене. «Оружием» наверняка было животное или несколько животных. На это указывали и рваные края ран, и то, что в некоторых местах были вырваны куски мяса. Кровавый след говорил о том, что Беннетта тащили по полу. Правую ногу могли затащить на кровать уже после того, как Беннетта с нее сбросили. На передней спинке кровати и на стене за ней остались брызги артериальной крови, возможно из сонной артерии.
Собаки пыхтели у меня за спиной и ждали подсказки, что делать дальше. Я пыталась побороть нарастающий страх. Как можно спокойнее я велела собакам сидеть. И только потом почувствовала новый запах, заглушающий запах крови. Кажется, он исходил от меня. Я медленно выпрямилась и направилась к сторону ванной. Тучка поднялась и собралась идти за мной, но я вновь велела ей сидеть. Честер и Джордж внимательно наблюдали, но не сдвинулись с места. Я вошла в ванную, закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной – на случай, если собаки все же рванут следом. Через дверь слышалось жалобное поскуливание.
Это был еще не шок. Шок грянул чуть позже. А в те мгновения я пребывала в каком-то подвешенном состоянии надрывной – до слез – благодарности, что я жива. Меня переполняла безумная радость, словно я только что выиграла ценный приз. Собственно, так и было. Что может быть ценнее жизни? Но это пьянящее упоение длилось считаные секунды. Я понимала, что надо звонить в «Скорую». Вряд ли Беннетт жив, но вдруг я ошибалась? Вдруг он страдает и ему нужна помощь? Мой мобильный остался в сумке, брошенной в прихожей. Я услышала звук разрываемой бумаги и вспомнила про пакет с печеньем. Наверное, я его уронила и собаки добрались до вкусненького. Я осторожно открыла дверь и медленно вышла в коридор, стараясь не делать резких движений. Сколько времени им понадобится на то, чтобы разделаться с печеньем? В крови бурлил адреналин, я еле сдерживалась, чтобы не броситься в прихожую со всех ног. Наконец я взяла свою сумку, вернулась в ванную, ни на миг не сводя взгляда с собак, и заперла дверь на задвижку. Забравшись в пустую ванну, словно эта чугунная лохань могла как-то меня защитить, я набрала 911. Руки дрожали, но со второго раза мне все-таки удалось набрать номер. Когда оператор спросила, что происходит, я не смогла ей ответить. Я даже кричать не могла.
– Вам сейчас угрожает опасность? – спросила оператор.
Я бешено закивала.
– Как я понимаю, ваше молчание означает «да». Можете мне сказать, где вы находитесь?
– В ванной. – Шепотом я назвала ей свой адрес.
– Полиция уже выезжает. Я буду с вами на телефоне. К вам в квартиру забрался грабитель?
Мне было слышно, как за дверью возятся собаки. Они уже не просто скулили, а подвывали и царапали дверь.
Я ничего не ответила.
– Если кто-то забрался в квартиру, стукните пальцем по трубке. Один раз.
Я постучала три раза.
– У них есть оружие? Стукните один раз.
Я стукнула один раз.
– У всех троих?
Я снова стукнула пальцем по трубке.
– Огнестрельное?
Я покачала головой и положила телефон на край ванны. Оператор продолжала что-то говорить, но теперь ее голос звучал издалека. Я качала головой – нет, нет, нет, – и это немного меня успокаивало.
Снаружи уже доносились сирены. Одна из собак завыла. Тучка. Меня всегда смешило, как она отвечает на вой сирен: словно присоединяется к городской вариации волчьей стаи – как будто в моей изнеженной Тучке, которую я чистила еженедельно, было что-то от дикого зверя. Но теперь ее вой меня напугал.
– Полиция прибыла, – сказал далекий голос в телефоне. – Стукните один раз, если преступники еще в квартире.
На лестнице раздались шаги. Кто-то подергал ручку входной двери, проверяя, заперто или нет. Собаки громко залаяли.
– Откройте! Полиция!
Я попыталась крикнуть в ответ, но у меня получился лишь слабый сдавленный стон, который звучал даже тише, чем голос в трубке, продолжавший спрашивать меня, по-прежнему ли преступники находятся в квартире. Полицейским за дверью был слышен только собачий лай.
