– Я его с трех лет заезжала![2]– жалобно проныла я, намекая, что неплохо бы проявить хоть чуть-чуть сочувствия моему горю. Ага, дождешься!
– А ты не знала, что с конем придется расстаться? – весело удивилась эта злая, бесчувственная девушка. – Может, ты и Димку заезжать не будешь? Его ведь тоже когда-нибудь продадут, или обменяют, или другому спортсмену передадут, а твое нежное сердце не выдержит такого потрясения… Ладно, уговорила – беру Димку себе!
– Эй, отвалила от моего Димона, у тебя свой конь есть! – От злости я чуть дверь денника не вынесла, не хуже, чем любимый копытом. Тем более конь у нее – совершенно роскошный ахалтекинец.
– Есть, точно как у всех: сегодня я этого коня выезжаю, а завтра р-раз – и отдали! – пробурчала Лида. – Кончай рыдать, а то солома отсыреет, и займись Димоном, пока хоть он у тебя остался!
Я глубоко вздохнула. Лидка права: работаешь не свою лошадь, не важно, государственную или частную, – будь готов с ней расстаться. А своя лошадь – пока недостижимая мечта. Седло там, краги[3], перчатки родители мне покупают, хотя и это недешевое удовольствие, но лошадь – совсем другие деньги, если, конечно, брать такую, на которой выступать можно, а не просто собственную попу по полям катать. Жизнь – боль.
Я в последний раз обняла любимого за шею, погладила шелковистый лоб с белым пятном звезды, пока он тыкался мордой мне в руки, выпрашивая угощение, изъяла два яблока из принесенного для него пакета и закрыла за собой денник. Симка немедленно высунулась в коридор, требуя свою дань.
– Хорошо устроилась, морда лошадиная, все-то тебя кормят! – я протянула ей яблоко. – А ты скажи: все вы на мне ездите, ваша святая обязанность меня кормить! Ну что же делать, если ты у нас такая хорошая конкурная[4]кобыла, умница девочка… – Я прижалась лбом к ее теплой ласковой морде. – Вот Димку поработаю и приду, потерпи часик. – И я направилась к деннику с надписью «Дипломат».
– Прими! – скомандовала я, и он послушно подался вправо. – Ах ты ж мой хороший, запомнил! – я немедленно сунула ему оставшееся яблоко. Он довольно захрупал, а я достала из ящика щетки и принялась надраивать его роскошную шкуру. – Эй-эй, стоять! – Димка слопал яблоко и плавно так, типа, никто никуда не идет, попытался выбраться из денника. – Во-первых, уважающий себя конь не может появиться на людях недочищенный, как полкартошки. Так что извольте подождать, пока я закончу, сударь! А во‑вторых, без ногавок[5]никуда не пойдешь! – Я присела застегнуть ногавки и огребла хвостом по физиономии. – Уздечку наденем, и я тебя выведу. Нет, дорогой мой, хочешь не хочешь, а если нам с тобой работать, трензель[6]нужен. Я знаю, ты эту железяку жевать не любишь. А яблочки ты жевать любишь? Яблочки – только для тех, кто работает, а кто не работает, тому, извиняюсь, фигушки. Вот молодец! – Я вывела Димку в коридор и тут увидела Лиду, в задумчивости застывшую перед денником.
– Ты что, тут так все время и стоишь? – обалдело выдохнула я, оглядываясь на своего полностью вычищенного и снаряженного Димку.
– Нет, вообще-то я уже успела конюшню по кругу оббежать, – рассеяно обронила Лида. – Сашь, ты Банни не видела?
Я оглядела пустой денник с табличкой «Ганнибал» и отрицательно покачала головой.
– Мне Светлана Викторовна велела его почистить и промять, тут скоро прокатчики кататься приедут… а его нет! – развела руками Лида.
Банни, он же Ганнибал, еще совсем не старый, одиннадцатилетний клеппер, помесь пони и лошади, споко-о-ойный… как пуфик на ножках. И как все клепперы, не сильно высокий – самое то детишек и не сильно толстых мамаш катать. Все девчонки в нашей конно-спортивной школе в первый раз в седло именно на нем садились! Он такой классный – как глянет на тебя из-под челки, так ты ему все отдашь: и сахар из карманов, и морковку из сумки, и йогурт из своего обеда.
– Наверное, кто-то его уже работает… – неуверенно предположила я.
– Ага, а Светлана об этом не знает! – фыркнула Лида.
– Ну, вдруг из старших кто-то взял? – предположила я.
– Разве что Костян, – буркнула Лида, и в голосе ее прозвучало явное неодобрение. Костя и еще Ольга – это наша элита, кандидаты в мастера спорта. Лидка до них пока не дотягивает, но старается.
– Хотя на фига Костику клеппер, если ему Арсенала отдают? – процедила Лида.
Я сочувственно поглядела на нее – не только у меня горе. Арсенал – тот самый ахалтекинец, совершенно потрясающий конь! Барьеры берет чистенько, верхние жерди не сбивает, всадников в автономный полет по высокой траектории не запуливает, в общем, конь-самовоз – в смысле сам неплохо соображает, что на конкурных соревнованиях делать. Конечно, чтоб он таким стал, ого-го сколько труда вбухать пришлось. Но его же не одна Лида тренировала, там и Костик работал как проклятый, и Ольга. А что на чемпионат страны на Арсенале поедет Костик, мы все давно догадывались. Костяну единственному к чемпионату восемнадцать исполнится, а Арсенал даже конкуриста в сто раз хуже способен на первое место вывезти. И будет у нас новый мастер спорта, школе это нужно! Но Лиду я понимала как никто: плевать, чего там нужно школе, за такие соревнования и такого коня убиться можно!
– Не расстраивайся, – пробормотала я. – Ты все равно выступишь, пусть на другом коне, но ты классно ездишь.
– Только хуже Костика! – злобно самокритикнулась Лидка. – Вот и дали бы Арсенала мне! Все-таки берут меня в Англию учиться, – после короткой паузы буркнула она. – С середины сентября можно начинать. И стипендию дать могут… Но это только если будут победы.
– Круто. Поздравляю! – инскренне обрадовалась я.
– С чем? – криво усмехнулась она.
Я в ответ только кивнула. Ну да, принять-то ее в английский колледж приняли – а жить на что? Без стипендии приглашение на учебу так и останется красивой бумажкой. На то, чтоб добыть стипендию, Лидке остается меньше трех месяцев, а Арсенала отдали Костику…
– Светлана Викторовна уперлась – и ни в какую… – Лидка безнадежно махнула рукой.
Ну и чем я могу ей помочь?
– Я сейчас Димку работать буду, – решительно объявила я. – Посмотрю, где Банни, а если увижу Костю, спрошу его!
– Ладно. Только Светлане не говори. – Лида замялась и наконец выдавила: – Когда мне про Арсенала сказали, я того… выступила по полной. Если сейчас еще окажется, что Банни пропал…
