Учителя прусские заставляли кадет ноги распаривать и носок тянуть изо всех сил. Искусство фрунта да экзерций солдатских жестоко. А для недорослей дворянских — и подавно. Оторвали их от маменек, тетушек да нянек добросердечных и прямо под фухтеля капралов. Команды — на немецком, учение тож на немецком. Понял-не понял — зубри. Повторить урока не сможешь — секут, с шага собьешься — бац! — палкой огреют, рот откроешь — снова бьют. На кадет смотрели, как на чинов нижних, потому и наказания из Устава Петровского применялись. «За что же мне такое, Господи!» — плакалось по ночам. Ох, и тяжко было.
Первое время Алешка со слезами вспоминал тихие годы своего детства. Жили они совсем небогато. Деревня их, бывшая чухонская, Хийтола, неподалеку от крепости Кексгольмской, досталась его отцу Ивану Андреевичу еще в царствование самого Петра Великого. Брат Ивана, старший, Яков Андреевич, секретарем состоял при Светлейшем Князе Александре Даниловиче Меньшикове. Вот и пристроил сродственника ближайшего в лейб-шквадрон, или губернаторский, как его еще называли.
— Да при штабе, по части квартимейстерской, чтоб особо на рожон-то не лезть. Личный шквадрон Светлейшего — это тебе не полк армейский, где потери никто не считает. Здесь все люди особые, отобранные, облеченные, почитай, личным доверием Александра-свет Данилыча. Рисковать шквадроном любимца царского другие генералы без особой нужды не станут, — объяснял старший брат младшему свое решение.
А тут, когда перекинулась война со шведами в Финляндию, сам-то Меньшиков был толи на Украине, толи в Померании воевал, а кавалерии для похода не хватало. Посему лейб-шквадрон отправился вместе с драгунскими полками князя Александра Ивановича Волконского в земли чухонские. Тут и нашла Ивана Андреевича шальная пуля финская, али шведская, в деле при Пелкиной, в осень 1713 года. Ранение было тяжелым, в голову. Хоть и выходили его врачи, что само по себе было чудом, только до конца своей жизни мучался он болями нестерпимыми головными вследствие сильной контузии. Почти два года провалялся Иван Андреевич по гошпиталям в новой столице, да так и был уволен от службы по болезни и слабости общей в капитанском чине. Брат и тут помог, снова через Светлейшего.
Его приказом от 13 февраля 1716 года было выделено братьям Якову и Ивану Веселовским 32 двора в деревне Хийтола, неподалеку от Кексгольма. Земли, завоеванные в Финляндии, сразу же начали раздавать многим офицерам за ратную службу, дабы показать шведам, что Россия пришла сюда навсегда.
В марте 1710 года в сильный мороз Ингерманландский корпус графа Федора Матвеевича Апраксина вышел с острова Котлин, и за пять дней преодолев по льду 150 верст, маршем стремительным обогнул Выборг с северо-востока прям на Хийтолу, отрезав дорогу единственную, связывавшую шведскую крепость с Западной Финляндией, где армия генерала Либекера стояла. Так Хийтола и попала под руку Царя русского.
Сама она состояла из нескольких деревень и хуторов, больших и малых: собственно Хийтола, а также окружавшие ее Азила, Сикиомяки, Хянила, Лаурола, Ильмес, Пуккиниеми, Тиурула и так далее. Всех названий чухонских и не упомнишь.
За полвека последних провинция кексгольмская сильно обезлюдела. Сначала, в 1656 году, Россия штурмовала Кексгольм и Нотебург, но успехом сие дело не было ознаменовано, посему войска отошли назад. Но сам поход вызвал восстание карел православных. Шведы его подавили огнем и мечом, а многие деревни Кексгольмского лена и Ингрии превратились в пепелище. В начале века XVIII случилось несколько лет неурожайных, голодных и жестоких. Бедствие поразило более всего эти же места. Сызнова вспыхнул бунт, во главе которого встал крестьянин Лаури Киллапа из деревни Куркийоки, неподалеку от Хийтолы. Шведским войскам удалось подавить восстание, а предводители бунтовщиков были схвачены и казнены в Кексгольме. Ну а потом уж сюда пришли русские.
Первым здесь поселился подполковник Георг Вильгельм де Геннин, голландец на русской службе. Его давно приметил царь Петр за отличное знание фортификации. Перед штурмом Кексгольма он по приказу царскому рекогносцировку провел удачно и зарисовал все укрепления шведской крепости. Осада была недолгой, и 8 сентября 1710 года Кексгольм пал. Так снова вернулась под русскую руку старинная новгородская Корела. А Вильгельм Иванович, как стали величать Геннина, получил в награду указом царским от 11 июля 1711 года золотую медаль с алмазами, да деревеньку Азила в 66 дворов, что входила в Хийтолу.
Далее доктор знаменитый Иоганн Лаврентьевич Блументрост стал выпрашивать у Меньшикова саму Хийтолу под себя, да Яшка Веселовский нажужжал на ухо Александру Даниловичу, что не гоже все-то саксонцу отдавать, есть еще и офицеры драгунские пораненные, в боях со шведом изувеченные. Брата вспомнил, да еще двоих присовокупил — братьев Нестеровых — Михайла и Степана. Ну и себя, конечно, не забыл, прописал в приказе. А Светлейший подмахнул бумагу, даже не прочитав толком. Так и поделили центральную усадьбу в Хийтоле между Блументростом — ему половина досталась, Веселовскими, на двоих — 32 двора, да Нестеровыми, также на двоих — 26. Всего то 112 дворов было. Часть из них пустовала, многие чухонцы ушли с насиженных мест, но кое-кто остался, а с ними и карелы, русских не боявшиеся. В пустующие избы своих крепостных вселили, коих тоже Яков прислал. Он-то уже начинал входить в силу и богатство, находясь вблизи Меньшикова. Но от доли своей в пользу брата не стал отказываться.
Русские сохранили в присоединенных землях прежние шведские законы. Новые владельцы поместий взимали налоги с крестьян такоже, по старому уложению. Часть себе забирали, остальное в казну. Было это не особо обременительно: с каждого двора — деньгами по два рубля, ржи по две бочки, крупы по четверику[7]. Масла коровьего по три фунта[8], и по тридцать копеек за быков, но с двадцати дворов, и баранов, с четырех дворов. Поземельный налог да налог со скота, поступал владельцу пожалованных имений — гейматов, кроме того определено было количество дней барщины, что крестьянин должен был отработать на хозяина, но он мог и деньгами откупиться. Правда, на крестьянах лежали еще обязанности уплачивать незначительные налоги на суды, школы и церкви. Но по сравнению с бесправным положением русского крепостного здесь крестьяне оставались людьми вольными.
Много земельных наделов раздали в те годы. Но не всем пожалованным повезло. После заключения мира Ништадтского, в 21 году, часть земель отошло назад к Швеции. Так что многие, кто донацию[9]получил, остались ни с чем. Подпоручику Василию Арсеньеву, сослуживцу Ивана Андреевича по шквадрону Светлейшего, тоже было пожаловано на двоих с братом Иваном тридцать восемь дворов в деревне Иоутцено, что неподалеку от Вильманстранда[10]. Так земелька их отошла назад, под шведскую корону. Да и боярину Апраксину не повезло также. Отняли у него 246 дворов в местечке Либелице. Но одно дело боярин знатный, а другое — офицер армейский, в боях покалеченный. Беда, да и только.
