Она очень красиво катается на коньках. Как настоящая фигуристка. Вообще, она прирожденная спортсменка. Форвард баскетбольной команды девочек в нашей школе.
Но она говорит, что равнодушна к спорту. Она больше любит сидеть в своей студии, которую родители устроили для нее в гараже, и рисовать красками. Она надеется, что когда-нибудь в будущем станет настоящей художницей.
Майкл неуклюже заскользил по льду. Его коленки задрожали и подломились, и он с громким хохотом шлепнулся на живот.
— Спенсер, эти коньки мне не подходят! — крикнул он мне. — Я даже не могу как следует зашнуровать ботинки.
— Ты когда-нибудь катался на коньках до этого? — крикнул я.
Майкл снова засмеялся.
— Вообще-то, нет!
Он поправил на голове шерстяную спортивную шапочку, встал на ноги и неуверенно поехал к Ванессе. Она взяла моего кузена за руку и медленно потянула за собой по льду.
Вскоре мы катались уже все четверо. Я наклонился вперед и стремительно промчался сотню метров навстречу легкой поземке. Мое лицо горело от холодного ветра. Потом, прижав к коленям руки в перчатках, я плавно заскользил рядом с Ванессой и Майклом.
Майкл постепенно набирался уверенности. Меня охватил восторг. Под ногами загадочно мерцало зимнее озеро. Сладко и свежо пахло морозом. Пышные белые облака ярко сияли, освещенные солнцем.
— Эх, сейчас бы музончик, — заявил Скотт. Он ехал спиной вперед, лихо выделывал петли и, как всегда, воображал.
Радиоприемника никто с собой не захватил. Мы принялись петь. Так мы спели несколько песен, катаясь под них. Мы пели и катались. Нам всем было очень хорошо.
Когда же все пошло наперекосяк?
Вероятно, все началось, когда этот жирный болван Скотт сорвал с Майкла его шерстяную шапочку.
— Лови! — заорал он и швырнул шапочку мне.
Я не поймал, и она заскользила по льду. Мы с Майклом одновременно бросились к ней. Я опередил его, подхватил шапочку и бросил ее Ванессе.
— Эй, отдайте! — крикнул Майкл.
Его лицо стало пунцовым от мороза. Темные волосы прилипли к вспотевшему лбу.
Он резко рванулся к шапочке. Смеясь, Ванесса помахала ею у него перед его носом и перекинула Скотту. Скотт бросился к ней, но промахнулся и упал. Шапочка шлепнулась на лед прямо около Майкла.
Он поднял ее. На его лице застыла обида.
— Шутки у вас дурацкие, ребята! — крикнул он, наклонился вперед и заскользил прочь от нас.
Он все еще держал в руках свою злополучную шапочку, когда лед затрещал.
Раздался громкий долгий треск. Я запомнил его на всю жизнь.
Я увидел, как под коньками Майкла ломается лед. У меня даже не было времени на то, чтобы что-то крикнуть. Все произошло слишком быстро.
Длинная ледяная глыба накренилась. Лицо моего двоюродного брата исказил испуг. Майкл взмахнул руками.
На лед выплеснулась вода. Другой долгий звук — кра-а-к — отозвался эхом в деревьях. Майкл начал падать.
Все произошло так быстро, так ужасающе быстро…
Ноги Майкла попали в полынью, образовавшуюся во льду. Из нее снова плеснула вода. Голова кузена исчезла. Его руки еще держались за край льдины.
Злосчастная шапочка лежала на треснувшем льду как черный маленький зверек.
Но сам Майкл исчез.
— Не-е-е-е-е-ет!
Неужели это кричал я сам? Я этого не запомнил. Я почти не помню, что происходило дальше.
Помню лишь, как я бежал к полынье, чтобы спасти своего двоюродного брата.
Там я рухнул на колени. Нагнулся над полыньей, стал всматриваться в темную плещущую воду. И все кричал его имя.
— Майкл! Майкл! Майкл!
Я вздрогнул, когда из воды неожиданно высунулась его рука. Словно белая рыба из темной воды. Я схватился за нее. Такую холодную.
— Майкл! Майкл! Майкл!
Я лег на живот, наклонившись над неровной дырой. Я схватил Майкла за руку и стал тянуть ее к себе изо всех сил.
Рука была такой холодной. Такой скользкой.
— Майкл! Майкл! Майкл!
Я держал его. Держал его за руку. Дергал изо всех сил.
— Майкл — где твоя голова? Где твоя голова? Высунь голову! Ну пожалуйста — Майкл!
Его рука стала выскальзывать из моих ладоней. Я схватил его за запястье, схватил обеими руками.
— Майкл, я… я больше не могу! Я не удержу тебя! Я…
Снова раздался треск.
Подо мной зашевелился лед.
Толстый кусок льда, на котором я лежал плашмя, пополз куда-то из-под меня и опасно накренился.
Я издал ужасный вопль.
Льдина уходила из-под меня.
Я стал лихорадочно хвататься за нее одной рукой. Другая по-прежнему крепко сжимала запястье брата.
Потом рука Майкла выскользнула из моей. Так легко и плавно, что даже не раздалось всплеска.
Тут я упал. Головой вниз. Головой в темную бурлящую воду.
Последнее, что я увидел перед этим, — черную шапочку, лежащую на льду. Черную шерстяную шапочку Майкла, целую и невредимую.
Сам я уже летел вниз.
Вниз… в ледяную темноту.
Глава III СЕРЫЙ ЯЩИЧЕК
Остального я уже не помню. Все расплылось в холодной синеве. Я не помню, как меня вытащили из воды. Не помню, как люди выскакивали из домов, фасады которых обращены к озеру. Не помню полицейских, спасателей, моих плачущих от страшного шока друзей. Моих перепуганных родителей, бегущих по снегу без шапок и курток.
Позже, когда я пришел в себя и уже лежал в своей постели, мне рассказали историю моего спасения. Но сам я совершенно ничего не помню.
Последнее, что осталось в моей памяти, — белая и холодная рука Майкла, так тихо выскальзывающая из моих пальцев.
Да еще я запомнил резкий всплеск ледяной воды. Плотный, тяжелый мрак, сгущающийся вокруг меня. Затягивающий меня все глубже… глубже…
Вот и все. Я запомнил лишь это.
Мне повезло. Я все-таки вернулся домой, а вот Майкл нет.
С того злополучного декабрьского дня я больше не подходил к озеру. Я просто не мог подойти к нему.
Мои друзья купались в нем все лето. И вот теперь снова наступила зима, озеро замерзло, и на льду опять полно конькобежцев.
Озеро видно из моей спальни. Иногда я гляжу на него ночью, когда оно мерцает под лунным светом.
И тогда мою душу переполняет такая печаль… такая горькая печаль. Я отворачиваюсь от окна, а потом снова опускаю жалюзи.
Я никогда не вернусь больше на озеро. Никогда.
