– Решили начать жизнь с чистого листа, – подмигнул он Джошу. Этот жест предполагал, что Джош и сам должен был все понять, это же очевидно. Управляющий ничего не понял, но Чарли уже задал ему пару вопросов по поводу правил проживания в этом элитном доме, и Джош думать забыл об этих странностях. На следующий день Чарли подарил Джошу бутылку какого-то алкоголя. Юноша очень обрадовался такому сюрпризу. Чарли стал периодически преподносить Джошу небольшие презенты, а где-то раз в неделю Кэрол делала для него свой фирменный пирог. Естественно, молодой человек раз и навсегда очаровался пожилой парой милых и немножко странных людей.
Чета Гэско поселилась в одном из самых элитных районов Санта-Моники, в котором жили только пенсионеры. По вполне понятным причинам, «своими» тут становились спустя годы, если не десятилетия. Новые жильцы тут появлялись довольно часто. К ним было принято относиться вежливо и уважительно. Естественно, новые постояльцы вызывали волну любопытства, но не более того. Лишь спустя пару-тройку лет человек мог рассчитывать на то, что его станут считать постоянным жителем Санта-Моники. В считанные недели странная пара сумела очаровать здесь всех. Чарли постоянно помогал старенькой соседке с продуктами, за которыми женщине становилось все тяжелее ходить. Кэрол подружилась с женщиной из соседнего дома, к которой стала частенько наведываться в гости.
Уже через месяц Чарли и Кэрол считались коренными жителями райского уголка на побережье Тихого океана. Жена Чарли понравилась всем и сразу, ну а Чарли казался тривиальным пенсионером с кучей своих причуд. Они никогда не приглашали никого в гости и любили проводить вечера дома, а не гулять по пляжу, как тут принято. В остальном – самые обычные люди.
Как и полагается всем новоселам, на следующий день пара отправилась по магазинам Санта-Моники. В торговом центре они буквально скупили все товары. Причем Чарли покупал все коробками и упаковками, как будто готовился окопаться в квартире, как в бункере. После опустошения полок местного супермаркета пара отправилась прогуляться по небольшим магазинам на Третьей улице. Они покупали все: ткани, одежду, бытовую химию. Впрочем, самыми странными покупками того дня были: неизвестно где приобретенный манекен и целый ящик фольги.
Чарли было уже семьдесят пять лет. Он прожил достаточно долгую жизнь, чтобы убедиться в верности своих принципов. Главными правилами его жизни были: страх прослушки, кодекс молчания Южного Бостона и твердое убеждение в том, что деньги способны решить если не все, то, во всяком случае, большинство твоих проблем. Кэрол привыкла беспрекословно слушаться Чарли во всем, поэтому покорно принимала его правила игры. Если поначалу она искренне боялась нарушить свод неписанных законов, то вскоре стала считать поведение Чарли за обычное стариковское чудачество. Однажды даже сообщила по секрету своей подруге Барбаре Глак, что боится, как бы не началась у Чарли болезнь Альцгеймера. Соседка и подруга Кэрол с готовностью согласилась с женщиной. Она иначе как «брезгливым стариком» его не называла, да и в целом терпеть не могла этого холодного, сдержанного мужчину, который, по ее выражению, «буквально преследовал Кэрол, ходил за ней по пятам, всегда был на пару шагов в стороне от нее и всегда был готов к бою».
Квартира 303 на третьем этаже дома номер 20 вскоре действительно стала напоминать бункер. Окна здесь всегда были зашторены и облеплены фольгой. По всей квартире были оборудованы сейфы и тайники: в одних содержались деньги, в других оружие, в третьих – документы, содержание которых так и осталось неизвестным широкой общественности. Когда Чарли установил перед окном манекен, который постарался сделать максимально похожим на себя, Кэрол не выдержала:
– Ты больше им не нужен, Уайти! – женщина испуганно прикрыла рот рукой и посмотрела на мужа.
– Вот именно поэтому здесь должен стоять манекен, – тихим и не требующим продолжения дискуссии голосом ответил Джеймс Джозеф Уайти Балджер. Главный преступник США. Правительство за его голову давало два миллиона долларов. Этого скромного семидесятилетнего мужчину боялась вся Америка.
Мафия бессмертна
Ничего личного, это просто бизнес.
Фразу приписывают Аль Капоне
Карьеру Джеймса Джозефа Балджера вполне можно назвать образцовой для той сферы деятельности, которой он посвятил свою жизнь. Мафия. Само это слово имеет итальянские, а точнее, сицилийские корни. Этимология столь же призрачна, как и история одного из самых закрытых социальных институтов в мире. Одни историки утверждают, что мафия зародилась чуть ли не в IX веке, другие настаивают на том, что она появилась в XV–XVII веках.
Как считают историки, слово изначально было аббревиатурой и расшифровывалось как: Morte alla Francia, Italia anela («Смерть Франции, вздохни Италия»). Изначально мафией называлось сицилийское криминальное сообщество, имеющее свой определенный кодекс поведения и четкую иерархическую структуру. Впоследствии этот термин стал применяться ко всем организованным криминальным сообществам. Своего расцвета сицилийская мафия достигла в XIX веке. После того, как Наполеон Бонапарт был изгнан на остров святой Елены, Сицилия оказалась в весьма странном положении. Государство, казалось, забыло о существовании острова. Это привело к тому, что здесь появилась своя власть. Правосудие здесь стала вершить мафия. С появлением Бенито Муссолини все изменилось.
Впрочем, все это было так давно, что давно уже потеряло черты правдоподобности. Современный этап истории организованной преступности неразрывно связан с Соединенными Штатами Америки. Именно сюда отправились гонимые режимом Муссолини преступники. Страна уже давно имела свои банды.
В середине XIX века в Штатах появилась ирландская организованная преступность. Ирландские главари банд объявили войну наглым итальянским мафиози, посягающим на их бизнес.
Итальянских и ирландских эмигрантов ненавидели. Их считали пьяницами и ворами, не принимали на работу и попросту презирали. Казалось, что сделать карьеру эмигрант может только примкнув к одной из мафиозных группировок.
В этой обстановке общего хаоса правительство Штатов пошло на самый странный, самый глупый и попросту абсурдный шаг. В 1920-м году в силу вступил Сухой закон, запрещающий транспортировку и продажу алкоголя на территории США. По мнению протестантского сообщества, ограничение продажи алкоголя должно было усмирить вконец распоясавшихся эмигрантов. На самом же деле принятие этого закона просто увеличило стоимость алкоголя в 50 раз.
Если раньше мафия представляла собой всего лишь небольшие, разрозненные криминальные сообщества, распространенные в основном в Нью-Йорке и Новом Орлеане (причем в Новом Орлеане с мафиози привыкли разбираться методом Линча), то с января 1920-го года работа на мафию стала гарантией карьеры и больших денег.
Именно на 1920-е годы пришелся расцвет «карьеры» самого неуправляемого и эксцентричного крестного отца за всю историю мафии. Альфонсо Капоне никогда не проявлял интереса к учебе. Старший из девяти детей в семье, он бросил школу в возрасте тринадцати лет. И дело тут было совсем не в том, что он рвался помочь семье. Альфонсо просто подрался с учителем, после чего объявил о своем нежелании просиживать штаны за школьной партой. Вскоре он уже помогал грузчикам на одном из рынков Нью-Йорка. И здесь уже его любовь к дракам и скандалам сослужила ему хорошую службу. Абсолютная наглость и бесстрашие, опасно граничащее с безумием, привлекли внимание Джона Торио. Он взял мальчика к себе на службу, чему Альфонсо был очень рад. Спустя пару лет он получил свои знаменитые шрамы на лице. Торио сделал Капоне вышибалой в одном из своих клубов. Однажды Альфонсо привычно отвесил пару скабрезных шуточек в адрес какой-то девицы. Барышня оказалась сестрой (по другой версии женой) Фрэнка Галлуччио, известного и уважаемого гангстера. Мужчина достойно ответил за оскорбление девушки. Он оставил на лице Капоне шрамы в качестве напоминания о том, куда может привести наглость.
