— Тут ты прав. В тюрьме всем заправляет воспитатель. Если с ним поладить, то могут запросто поменять статью. Пускаются в ход всякие байки про трудное детство, про нищету, и готово — твое дело уже у судьи по надзору.
— Знаешь, до отсидки я думал, что в тюряге все иначе, чем на воле. А на поверку выходит то же самое: одни командуют, другие лижут им зад и молчат в тряпочку. Словом, если в кармане пусто, то всю жизнь проходишь в шестерках. При деньгах сам себе господин: хочешь смолку[7]— пожалуйте, хочешь коняшку — нет проблем. Крепко спишь, сладко жрешь, при тебе лучшие адвокаты… А без денег — так загибайся на улице. Что в тюрьме, что на воле — все едино!
— Я еще ни разу ни на чем не попался и не попадусь — будь уверен! Хватают одних бедолаг, доходяг разных. А надо мной не капает, у меня все шито-крыто. Держись за меня крепче и не пропадешь. Будем работать по договоренности и только с надежными клиентами.
— И то верно. Попадаются одни доходяги.
— Однажды меня сцапали, но не смогли ничего доказать. — Ибрагим усмехнулся. — Придурки! Мурыжили в участке битых три дня — и ни хрена. Мой адвокат все равно меня вытащил.
— Поэтому я намерен работать только с тобой. Ты — мужик дельный. Видишь, какая штука? Надоело мне потрошить квартиры — будь они неладны! Хочется чего-нибудь посолиднее… не знаю.
— Зато я знаю. Ты, как любой из нас, желаешь подняться: подзаработать, открыть свое дело, купить квартиру, машину, иметь хороший харч, добиться, наконец, уважения. Этого хочешь ты, и этого хочу я, все этого хотят, приятель.
— Верно подмечено. Я и сам ломаю над этим голову весь последний год. Можно сказать, всю плешь себе проел. Правда, Ибрагим.
— Говорю, держись за меня — и через пару-тройку месяцев обзаведешься собственным заведением: кафе, там, либо баром. А потом… что же, потом очередь дойдет и до машины, и до квартиры. Делай, как говорю, и будешь в полном порядке.
— С тобой не пропадешь, Ибрагим.
— А теперь — самое главное: товар не вскрывать и ничего к нему не подмешивать. Там и без нас крепко поработали. Твое дело доставлять его заказчикам и получать свою долю. Но запомни, не вздумай чего-нибудь подсыпать. Договорились?
— Не кипятись, приятель. Я в законе, понял? Коли на что решаюсь, то иду до конца. Доставлять так доставлять. И само собой, себя не обделить. Заметано.
— Слушай меня внимательно. Иной день выпадает по килограмму, а то — бери выше. Поэтому я требую осторожности. И чтоб без дураков, усвоил?
Ибрагим хищно ощерился, сверкнув крупными белыми зубами из-под убористой шкиперской бородки и тихо проговорил:
— А не то — перо в живот, и с концами.
— Спокойно, браток, спокойно!
— Я абсолютно спокоен. Просто так будет вернее, и никакого промеж нас обмана.
— Твою мать! Говорю тебе, я не трепло какое-нибудь. Коли да — так да! И не надо мне талдычить одно и то же сто раз.
— Я только хочу, чтобы ты знал, на что идешь.
— Ладно, ладно.
— А теперь можешь выпить кофе — я угощаю. Заодно и мне прихвати чашечку.
Парень молча кивнул, но не сдвинулся с места, застыв у окна, выходившего на угол улицы Святого Антонио и площади Второго Мая[8]. Он будто собирался с силами, чтобы подняться и пройти к стойке, где несколько посетителей мирно прихлебывали кофе, заедая его пирожными.
По улице быстрым шагом шла девушка в черных лосинах. Остановившись на углу, она вдруг закричала:
— Вода! Кому холодной воды!
Пласа быстро пустела. Народ, как по команде, стал расходиться, кто куда. Со скамейки напротив поднялись трое парней и одна девушка и почти бегом устремились в сторону улицы Веларде. Откуда ни возьмись появился мотоцикл, взревел и рванул к площади Бильбао, сразу исчезнув из виду.
— В чем дело? При тебе что-нибудь есть?
— Нет, полный чистяк.
— Тогда, марш к стойке. Не надо, чтобы нас видели вместе. И спокойно, приятель, не дрейфь!
В кафе, ни на кого не глядя, вошла давешняя девушка в черных лосинах. Она сделала круг у столика Ибрагима и настойчиво повторила:
— Вода!
У стойки парень спросил себе кофе с молоком и пирожное. Он нервно потирал руки, но люди, стоявшие рядом, не обращали на него никакого внимания.
Ибрагим вытащил из кармана пиджака газету и разложил ее на столе. В это время с улицы Святого Антонио появился Рафа. Он вышагивал не спеша, руки в карманах. Прошел мимо кафе «Ориенталь» и, не взглянув в его сторону, направился к бару Пако.
Ибрагим как ни в чем не бывало читал газету.
Глава 2
У двери, свернувшись калачиком, лежала девушка; она казалась спящей. Короткая джинсовая юбка задралась на ляжках, оголяя круглые, гладкие, как бильярдные шары, ягодицы, между которыми роились черные завитки волос. На девушке не было трусиков.
Затаив дыхание, Антонио уставился на занимательное зрелище. Ягодицы поразили его упругой белизной. Волоски между ними поднимались к ложбинке на пояснице и походили на цепочку муравьев, взбирающихся на сахарную голову.
Он легонько потряс девушку за плечо, и она одним прыжком вскочила на ноги. Ее лицо раскрылось в приветливой улыбке.
— Я задремала, — проговорила девушка. — Ты кто? Живешь тут, что ли?
— Вообще-то это моя квартира.
— Тогда мы соседи. Мы с моей подружкой Ванессой снимаем студию рядом. Меня зовут Чаро. А тебя?
— Антонио.
— Ванесса у меня такая растяпа. Представь, утащила с собой ключ, и из головы вон, что мне приходится ждать. Который теперь час? Я тут торчу с самого утра и чуть не заснула. Ты умеешь открывать замки? Наш наверняка самый простой.
— Уже почти двенадцать, и я понятия не имею, как открывать замки, особенно чужие. Никогда этим не занимался. Почему бы тебе не позвать слесаря?
— Слесарь стоит уйму денег и времени. А я должна срочно вымыться. Мне позарез нужна горячая ванна.
Она вся дрожала, крепко прижимая к груди коричневую сумочку. Волосы у нее были темные, стриженные под мальчика.
В памяти Антонио непроизвольно ожили кадры из множества фильмов, где всегда отыскивался ловкач, который пускал в ход удостоверение личности и с его помощью легко открывал замок любой сложности.
Пока Антонио старательно проталкивал свое удостоверение в дверную щель, девушка без умолку болтала:
