«Несмотря на значительные результаты научных исследований, вроде бы окончательно оставившие все околонорманистские споры за рамками науки, сейчас вновь возрождаются идеи антинорманистов позапрошлого столетия. Наблюдается и подзабытое, казалось бы, стремление вернуть чисто научную проблему в русло идейного противостояния. Появляются работы, в которых доказывается славянское происхождение варягов и Рюрика, а значит, и древнерусской княжеской династии» (Е. Пчелов).
Тут мы, конечно, забежали немного вперед, но зато сразу определились, из-за чего идет весь сыр-бор.
Русь и Рюрик.
Рюрик, как основатель государства – по крайней мере для тех, кто так считает, должен, просто обязан быть славянином. И все. И никак иначе. А если Рюрик – варяг, значит, и все они, эти самые варяги, славянского происхождения. А может, и вообще какое племя славянское с таким названием. И все это лишь потому, что до смерти обидно признавать то, что наша великая история, наша бескрайняя земля и само основание государства Российского лежат на плечах иноземца.
Разве это можно стерпеть? Да ни в жисть! И пошло-поехало. Как ни странно, но это происходит только с нашей историей, которую уже измучили такими теориями. И только у нас в стране. Англичане, к примеру, не ищут саксонских корней в родословной Вильгельма Завоевателя, с пеной у рта доказывая, что он потомственный сакс. А сами нормандцы ближайшие родичи саксов. В Италии тоже никому в голову не приходит искать итальянские корни у потомственного норманна Роберта Гвискара. Это нормальный процесс, когда у истоков образования государства оказываются иноземные пришельцы, никакой обиды в этом нет. Такое бывает. И изменить прошлое уже нельзя, да и, наверное, не стоит. Тем более таким странным путем.
Еще раз воспользуемся цитатой из работы Е. Пчелова «Рюрик»: «Все эти старые и новые антинорманистские концепции, возрожденные или созданные в послевоенный период в отечественной науке, вызывали искреннее недоумение как у западных историков, так и у русских ученых, живших на Западе. Казалось, что и в этом вопросе советская наука пошла по своему, совершенно особому пути. Очень ярко выразил отношение ко всем этим построениям русский историк Александр Васильевич Соловьев (1890–1971), который в эмиграции был профессором Белградского, а позднее Женевского университетов. В письме известному историку В.Т. Пашуто (1967) он подчеркивал: «На мой взгляд, это есть проявление того неумеренного славянофильства, которое овладело советской историографией со времен Сталина. Оно было понятно во время Великой войны, но сейчас, когда Сталин давно исчез, пора вернуться к объективному изложению древней русской истории, а не идти за фантазиями Б.А. Рыбакова. Надо признать, что был норманнский факт в нашей истории, как он был в истории Англии, как был франкский факт в истории Франции, визиготский в истории Испании, а в истории Болгарии – тюркско-болгарский факт, хотя его тоже отвергали квасные славянофилы типа Иловайского… Я… ищу только объективной истины, той, которую признавали Карамзин, С.М. Соловьев, Ключевский и Шахматов: древняя Русь была норманского корня, и против этого ничего не поделаешь. С этим надо примириться» (Е. Пчелов).
С этим нельзя не согласиться. И примириться, по крайней мере тем, кто по этому поводу негодует. Но о Рюрике и его причастности к построению Русского государства будет отдельный разговор. Сейчас о варягах.
Будем считать, что итог определения понятия «варяги» нами подведен. Вдаваться глубже просто не имеет смысла. Для нас сейчас разобраться во всех хитросплетениях и тонкостях проблемы будет делом практически недостижимым. Тем более что и сами современники не особо ломали голову над этим вопросом.
Тот же самый Нестор, которого Татищев именует человеком темным и неученым (не вкладывая при этом в свои слова уничижительного свойства, а лишь подчеркивая трудолюбие человека и источник природы его ошибок). Так вот, этот самый Нестор был вполне себе обычный человек. Ему, как и большинству его сограждан, не было нужды и даже интереса разбираться в национальных тонкостях варяжского вопроса. Кто они такие, он, как и его современники и предки, для себя определил и никакими сомнениями по этому вопросу не терзался. А дальше…
А дальше для летописца было неважно. Ведь для него все они были на одно лицо. Нестору не было нужды отделять свеев от финнов, а данов от фризов. Зачем? Если для этой довольно опасной толпы уже придумано слово, объединяющее всех скандинавов воедино: варяги.
Ничего нового в этом нет. Такое происходит всегда. Происходит в наше время, происходило и в прошлых столетиях. Мало кто сейчас из живущих в нашей стране россиян отличит с большой долей вероятности литовца от латыша, а латыша от эстонца. Да и не нужно. Всех им мы называем одним словом: прибалты. Это, так сказать, в разговорах, в быту. Их всех мешают в одну кучу и называют одним словом, невзирая на национальность.
Возьмем время чуть раньше, когда слово «варяги» было заменено термином «немцы».
Выдающийся русский писатель Николай Васильевич Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» писал: «Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед – все немец».
То же самое было и при Петре I, когда немцем именовали даже петровского друга, шотландца Гордона. Недосуг было разбираться в его принадлежности. Шотландец он или ирландец, а может, и голландец, но для русских он немец, по определению.
Тем более, как нам рассказывает Татищев, «что как вся Скандинавия, так и Дания на многие меньшие королевства в древние времена разделены были». Так что разбираться в этих нюансах могли в первую очередь сами варяги. Вот для них вопрос не только о нации, но и о клане был принципиален и весом.
Нехватка плодородных земель, стремление к обогащению, неласковая природа родных мест при значительном перенаселении приморских районов Скандинавии – все это неумолимо гнало викингов на поиски новых мест. Туда, где жизнь если и не была легче, но сулила удачу отважным и богатство смелым. «В оном состоянии короли, имея многие между собою несогласия, жестокие войны вели, которые создали ожесточенное северных народов мужество и, справедливо будет сказать, сделавшие их свирепыми» (В.Н. Татищев).
Младшие сыновья королей и конунгов, которым не досталось в наследство ничего, кроме меча, строили корабли, набирали дружину и пускались к соседним берегам добывать себе этим самым мечом славы и богатства. Для таких свирепых воинов, часто не имевших ничего, кроме воинского умения и славы, наиболее почетной считалась гибель в бою. Непривередливые в быту, закаленные суровой походной жизнью воины, с легкостью переносящие неудобства и лишения, стремились завоевать себе место под солнцем. Любившие море и не боявшиеся его северные народы стали настоящей головной болью для более цивилизованных государств. Неприученные бояться за свою шкуру, недоверчивые и кровожадные, коварные и жестокие, викинги чаще одерживали победы, чем терпели поражения. От них не было спасения, не было надежной защиты, поэтому скандинавы в короткий срок снискали себе славу непобедимых. А такие воины нужны всем, особенно тем государям, кто часто воюет с соседями. За смелость и мужество нужно платить, и богатые правители не скупились, покупая верность норманнов.
