Марина никогда бы не рассталась с ними по собственной воле. Привыкнув к ним с раннего детства, она воспринимала каждый предмет как часть своей жизни.
Ничего не сказав девушке о своих намерениях, дядя продал их профессору, занимавшемуся историей Индии.
Как Марина поняла, профессор дал хорошую цену за все, что с такой любовью собирали родители.
– Это были мои вещи, дядя! Мои! – воскликнула она сердито, узнав о случившемся.
– Сумма, которую я получил за них, даст возможность расплатиться с долгами твоего отца, – спокойно отвечал дядя. И прежде чем девушка успела что-то сказать, он продолжил: – Когда с продажей дома будет покончено, я надеюсь, долгов больше не останется. Но должен сказать тебе откровенно, дорогая племянница, у тебя ничего не останется.
Марина не могла в это поверить.
Когда девушка узнала, что отец снял все деньги со своего счета в Английском банке и перевел их в Индию, это показалось ей странным.
– Мы, конечно, можем написать кому-то и выяснить, что случилось. Я просил поверенного твоего отца заняться этим вопросом, – сказал дядя, – но ты должна понимать, Марина, что даром никто ничего делать не станет. Откровенно говоря, я уже и так потратил много времени и денег, приводя в порядок дела твоего отца.
На это девушке нечего было возразить.
Она осознавала, что дядя ожидал от нее благодарности за каждый день, который провела под его крышей.
Узнав теперь, что он оставил ей пятьсот фунтов, Марина просто не могла этому поверить.
Девушка жалела, что дядя не сказал ей о своем намерении раньше, чтобы она смогла поблагодарить его.
Теперь было слишком поздно.
Когда родственницы в черных платьях и вуалях прощались с ней, почти каждая из них шептала девушке на ухо:
– Поздравляю, Марина. Уверена, ты счастлива, что дядя подумал о тебе.
Наконец все разошлись.
Миссис Лонсдейл поблагодарила поверенного, и он поспешил удалиться, явно довольный тем, что разделался со своими обязанностями.
Горничная, не дожидаясь хозяйского распоряжения, подала чай.
Время чая еще не настало, но она была уверена, что хозяйка в этом нуждается.
– Благодарю, Эмили, – сказала миссис Лонсдейл. – Мне это как раз и нужно.
– И не надо так расстраиваться, мэм, – сказала горничная, давно уже служившая в их семье. – С Господом не поспоришь, а Господь призвал его к себе.
Миссис Лонсдейл села на софу, вытирая платком слезы, катившиеся по щекам.
На похоронах она не плакала, что Марина сочла проявлением мужества с ее стороны. Вообще-то Люси была очень сдержанная по характеру.
Когда Эмили вышла, миссис Лонсдейл отпила несколько глотков чаю и тихо сказала:
– Мне будет очень не хватать Артура. Кажется, лучшее, что я могу сделать, это продать дом и поселиться за городом у моего брата.
– Если вы думаете, что так для вас будет лучше, – заметила Марина, – это неплохая мысль.
– Я знаю, брат согласится, – продолжала тетка, – и полагаю, что он и тебя возьмет.
Марина сразу не ответила, и, подождав немного, тетка продолжила:
– Теперь, когда дядя оставил тебе все эти деньги, ты, конечно, сможешь платить по крайней мере за стол.
По ее тону Марина ясно поняла, что Люси очень не понравилось, что дядя оставил ей вообще что-то, не говоря уже о такой сумме, как пятьсот фунтов.
Марине всегда была известна жадность тетки. Та неизменно соблюдала жесткую экономию, покупая продукты и товары для дома.
Простыни у нее в доме штопали, пока кто-то из прислуги не сказал в шутку:
– Они похожи на теннисную сетку.
Коробки спичек были на строгом учете, и миссис Лонсдейл всегда было известно о каждой сливе или яблоке, пропавшем из вазы в столовой.
По тону, которым тетка сейчас говорила, Марина поняла, чего ей следует ожидать.
Если она поселится у брата тети, как это ей было предложено, неделю за неделей оставленные дядей деньги постепенно разойдутся. И, в конце концов, ничего не останется.
Марина сделала пару глотков из чашки, а затем поставила ее на стол.
– Вы очень добры, тетя Люси, предлагая мне поселиться с вами за городом. Но теперь, благодаря щедрости дяди Артура, я твердо решила, что мне делать. – Голос ее звучал более храбро, чем она себя на самом деле чувствовала.
– И что именно? – резко спросила миссис Лонсдейл.
– Я поеду в Индию, чтобы отыскать могилу папы, – ответила Марина.
Брось девушка бомбу на середину комнаты, это не произвело бы большего эффекта.
Миссис Лонсдейл ужаснулась и откровенно высказала свое мнение по этому поводу.
Спор продолжался и во время ужина.
Ложась спать, Марина была еще более твердо уверена, что поедет в Индию. Она была еще ребенком, когда вернулась с родителями в Англию. Но Индия осталась настолько жива в ее памяти, что казалось, это было только вчера.
Красота страны, ее краски, солнце, запомнившиеся улыбающиеся лица по-прежнему жили в ее снах.
– Я поеду в Индию! – повторяла она себе. Марина чувствовала, что отец одобряет ее решение. – Не могу оставаться здесь, папа, – говорила она, как будто отец был рядом. – Уверена, что, если тетя Люси увезет меня за город, я буду там не более как бесплатной прислугой.
А в Индии, думала Марина, она, может быть, сможет учить детей.
Тетка уже говорила раньше, что пройдут годы, прежде чем кто-то наймет ее в гувернантки в Англии.
Во всяком случае, сейчас у Марины есть деньги на дорогу.
Она будет ездить по стране, которую любил и которой так долго служил отец, пока не найдет его могилу. Марина предполагала, что его похоронили где-то на севере.
Хотя дядя говорил, что он запрашивал Военное министерство, но подробностей ему не сообщили. Марина засыпала, повторяя про себя «Индия, Индия!» снова и снова. Неудивительно, что во сне девушка увидела себя там, и солнце ослепительно сияло. Она давно уже не была так счастлива.
На следующее утро Марина узнала, что тетка куда-то рано уехала, и воспользовалась этой возможностью, чтобы и самой выйти из дома.
По дороге в офис судоходной компании «Пенинсула энд Ориентал» она доехала на автобусе до Гайд-парк-корнер и там пересела на другой автобус.
В кассе девушке пришлось какое-то время подождать. В очереди перед ней были трое или четверо человек.
Наконец удалось спросить, когда отправляется в Индию следующий пароход.
– Послезавтра, – небрежным тоном, не глядя на нее, ответил сидевший за конторкой клерк.
Взглянув затем в хорошенькое лицо Марины, он изменил тон:
