В это время в третьей квартире – в кухне, загроможденной джазовыми инструментами, три юнца тихонечко играют мелодию.
Двое – очень высокие, гнутые, с прекрасными длинными волосами. Третий – тоже длинноволос, но маленький. – Маленький джазист с подпрыгивающей походкой, нервно сгрызающий свои ногти. Маленький джазист – хозяин на кухне, он руководит двумя высокими.
И тогда Маленький джазист перестает играть, торопливо укладывает в футляр саксофон… и уходит. Двое других, будто не замечая, будто в наркотическом опьянении, продолжают играть мелодию.
ОНИ еще одно помещение… Только это уже не комната, а ванная в Его квартире.
Он молча стоит перед зеркалом с жужжащей электробритвой в руке, но Он не бреется. Он тупо уставился на свое отражение в зеркале – отражение усталого тридцатилетнего мужчины.
Нервный голос жены из-за двери:
– Сейчас пять часов!
– Я знаю.
– Ты не сходил даже за вином. В семь придут в гости! Что ты молчишь?
– Думаю.
– О Боже! О чем?! О чем?!
Он молча уложил электробритву в футляр и вышел из ванной.
В семь часов вечера. Та же ванная. В ванную входит Он… Из-за двери слышны громкие голоса и громкая музыка. Он захлопывает дверь, садится на угол ванны и молча сидит. Приоткрывается дверь, и в ванную просовывается веселое, пьяное лицо гостя. Это – Доктор, высокий бритый тридцатилетний весельчак.
– Ку-ку! Твоя просила меня тебя посмотреть, – хохочет, – Говорит, что ты плохо спишь!
Покатываясь от смеха, Доктор заходит в ванную.
– Действительно, хорошая фраза, – смешная.
– Ты посмотри, как сидят наши жены. Представь, что ты их не знаешь, просто мы с тобою сняли двух кисуль и привели на хату. Ну, какую ты выберешь? – хохочет, – Я – свою…
Он чуть подмигнул: – И мою. Бери уж обеих.
Доктор погибает от смеха: – И твою, и свою, – поймал его взгляд, добавил поспешно, – Твоя говорит, что ты просыпаешься в пять утра. Я ее спрашиваю, откуда ты знаешь, когда он просыпается, сама наверняка в пять утра храпишь как сурок, – хохочет, – Но она требует, чтобы я тебя показал профессору. Я ей говорю: «Если ему надо показать профессора – я приведу… а если его – то уж лучше доктору. По крайней мере, мы, доктора, хоть что-то понимаем», – распусти ремень.
Доктор сам распускает ему ремень.
– Дыши! Дыши, друг мой… глубже… мне даже не надо тебя осматривать, я могу сказать с ходу. – щупает его. – Так больно? А так?
Он сбросил руку Доктора.
– Ну, попижонь! Попижонь! Учти, я пьян и поэтому говорю сейчас умные вещи. Твое сердце оказалось абсолютным банкротом. Оно не выдержало взятых тобой обязательств. Живем в эпоху, жестокую к сердцам… Тебе очень нужны три недели покоя. У вас отличная академическая больница…
– Какой же ты мерзавец.
– Не понял…
– Хотя… – засмеялся Он, – «Мою» я понимаю, – ты современный мерзавец, везунчик, веселый кобель. Но ты, не пропускающий ни одной медсестры, зачем тебе моя увядшая, несчастная женщина?
– Что ты городишь?!
– Я объясню: она чужая! Это главное. А ты органически не можешь не сцапать, не схватить, не стибрить чужого… Мир – помойка, да?.. Где все жрут, хватают за сиськи…
И вдруг, размахнувшись, нелепо бьет Доктора, но Доктор спокойно перехватывает его руку и, вывернув, пригибает его к полу.
Доктор шепчет:
– Дурак, ты по правде очень болен! Слышишь?
Выпускает его руку и молча выходит из ванной.
Десять вечера того же дня. Он с чемоданом входит в странную огромную комнату.
Видимо, прежний хозяин расширил ее за счет прихожей, и теперь дверь с улицы открывается прямо в комнату. Вся мебель – стол и два стула – уложены на кровать. Это нагромождение покрыто автомобильным брезентом – и есть что-то пугающее в этой бесформенной грубой куче. Зато на стене трогательно набиты маленькие гвоздики.
На одном сиротливо висит полотенце. У кровати большая стопка книг и на нее водружен телефон.
Он подходит к телефону, поднимает трубку и молча слушает гудок. Потом достает из чемодана рубашку, костюм и мятый плащ… Все это развешивает на гвоздиках. Затем сдергивает автомобильный брезент и начинает расставлять мебель, когда раздается звонок в дверь. Он в ужасе глядит на дверь, но звонок звонит безостановочно.
Он открывает. На пороге, с кофтой под мышкой, стоит Она. Она не входит в квартиру, остановилась на пороге. И весь их дальнейший разговор происходит на пороге.
– Здесь сдается квартира?
– Квартира сдана.
– Давно?
– Сегодня.
– Вам?
– Мне.
– Скажите, у вас не найдется попить, только мне нужно холодную, из-под крана.
Он молча уходит в кухню. Вослед тотчас ее требовательный крик:
– Только мне нужен полный стакан, ладно?
Он возвращается со стаканом воды.
Она кивнула на окно: – Лупит!
– Да, ливень.
– Черт! – Она поглядела на часы, показывая, что торопится, но не уходит из-за дождя.
– Опаздываете?
– Боюсь «потечь» – косметики в этот раз много.
– Зайдите все-таки!
– Ничего-ничего, не стоит вас затруднять. – Она входит в квартиру, но останавливается у двери.
– Впрочем, если у вас есть время, поболтаем… пока дождь… Квартира, конечно, очень хорошая. Но ваш район мне не нравится. Я люблю свой… У нас, знаете, окраина: лес, пруд! И зимой, и летом одно и тоже. Идешь в школу, а впереди тебя шагает человек… такой важный, с портфелем… И вдруг у пруда… пруд у нас между домами… вынимает из портфеля газетку, раздевается прямо на снегу, портфелем прикрывает одежду, чтобы вьюга не замела – и в лунку! Потом вылезает, оделся и дальше!..
