Сара просмотрела письмо еще раз. Между строк ясно читалось, что ее мать беспокоится о том, что Коко, возможно, чувствует себя брошенной и никому не нужной.
Сару охватило незнакомое раньше чувство вины, когда она выглянула на улицу и увидела, как прохожие шагают по замерзшей мостовой. По правде говоря, слова матери упали на благодатную почву — в глубине души Сара и сама понимала, что настало время перемен. Мыслями она постоянно была в Дронморе, с Коко. Нужно было принять неизбежное: ради дочери она должна измениться. Ее собственные родители были готовы на все ради блага своего ребенка. Когда она вернулась из одного из своих путешествий в положении, совсем одна, они не стали ее осуждать. Напротив, они твердо приняли ее сторону, даже когда одна половина жителей города стала сплетничать об их дочери, а другая — притворяться, будто ничего не замечает. То же самое она хотела сделать и для Коко: одарить ее безграничной бескорыстной любовью, а если это означало, что она должна вернуться домой, то так тому и быть.
Она научится. Да, возможно, она с ума будет сходить взаперти, в маленьком городке, в котором выросла, где все и каждый знают о твоих делах до мельчайших подробностей, но она вернется туда, если так нужно, если она нужна Коко.
Сара снова взглянула на фотографию дочери и улыбнулась. Конечно, не все так страшно. Как знать, быть может, когда она окажется дома, все будет иначе — возможно, она, напротив, станет ближе к своим корням и они не будут душить ее. Природный оптимизм Сары взял верх, и она потянулась за ручкой. Она напишет Коко прямо сейчас, расскажет ей хорошие новости, убедит дочь, что любит ее сильнее всего на свете и всегда будет рядом, несмотря ни на что.
Она быстро выводила одно слово за другим, глубоко задумавшись и время от времени любуясь видом из окна и перебирая жемчужины на ожерелье, что всегда носила на шее.
Милая Коко,
Я решила написать тебе, чтобы сказать, как сильно люблю тебя. Знаю, звучит сентиментально, но это так. Дождаться не могу, когда уже приеду к вам на Рождество, в Дронмор. Кстати, если захочешь, я могу остаться подольше. Мне нравится путешествовать, но я так сильно скучаю, что не могу долго оставаться вдалеке от тебя. Знаю, возможно, я не говорю этих слов так часто, как тебе хотелось бы, но, надеюсь, ты и без них знаешь, что я очень, очень горжусь тобой. Ты — мое маленькое сокровище, и я волнуюсь о тебе. Жду не дождусь встречи с тобой.
С любовью,
Мама
Сара отыскала в ящике комода конверт, размашисто подписала его и запечатала. Ей предстояло многое успеть, прежде чем она отправится домой. В ее голове носились мысли обо всем, что она должна была сделать до того, как навсегда изменит свою жизнь. Первым делом она придумала, что подарит Коко на Рождество — эту роскошную нить жемчуга, которую она раздобыла сегодня утром. Как же она раньше об этом не подумала? Теперь у них обеих будут такие ожерелья. Да, это не настоящие драгоценности, так, бижутерия, но Коко полюбит этот жемчуг, а потом, когда она подрастет, Сара купит ей настоящий, такой, какой любила носить ее тезка, Коко Шанель. Однажды она купит ей и настоящую сумочку от «Шанель», как и обещала, — под стать имени девочки. Знакомые посмеивались над ней, когда узнали, что Сара назвала дочку в честь собственного кумира, но та об этом ни на минуту не пожалела. Имя было девочке к лицу, Сара знала, что ее ребенку уготована великая судьба — ничуть не хуже судьбы самой Коко Шанель.
Она схватила пальто и выскочила из комнаты, хлопнув дверью, спустилась по лестнице и выбежала на улицу. Нельзя было терять ни минуты. Теперь, когда она приняла решение, ей хотелось как можно скорее отправить письмо. Она бежала по обледеневшей мостовой, сжимая в руке драгоценный конверт, перед ее внутренним взором стояла одна картина — смеющиеся глаза Коко. Она все сделает правильно: Сара чувствовала это всеми фибрами своей души. Она пронеслась мимо крошечной boulangerie, булочной на углу, где каждое утро покупала батон, и спешно перешла улицу, думая только о том, как бы успеть отправить письмо с утренней почтой. Если все получится, то Коко получит его через несколько дней, а то и раньше — в мыслях Сара уже видела восторг на лице дочери.
Она почти перешла дорогу, как вдруг где-то рядом раздался крик.
Велосипедист, которого она не успела заметить, всеми силами пытался свернуть с дороги, чтобы не сбить ее. Сара закричала и отпрыгнула в сторону, но лишь потом увидела сбоку яркую вспышку. Раздался страшный визг, который пронзил не только воздух, но и все ее естество. Как только металл коснулся ее тела, с губ Сары слетело одно лишь слово: «Коко». Но было слишком поздно. Ничего уже было не вернуть.
В полицейском отчете, составленном сразу после происшествия, со слов пожилого пекаря из булочной на углу написали, что красивая ирландка, которая всегда носила на шее нитку жемчуга, сильно спешила и, переходя дорогу, не увидела, что прямо на нее несется грузовик. Все произошло так быстро, совершенно неожиданно. У несчастной mademoisellе не было ни одного шанса. Ему показалось, будто она держала что-то в руках, возможно письмо, но нельзя было сказать наверняка, потому что его, должно быть, унесло промозглым ветром городских улиц, а найти его не смогли.
1
Девушка, сидящая за регистрационной стойкой аукциона Мелоуни, не потрудилась даже поднять голову, когда я подошла.
— Имя? — спрашивает она, приготовившись записать мои данные, чтобы поскорее выдать мне табличку с номером для торгов и перейти к следующему гостю из длинной очереди, что выстроилась позади меня. У нее вид бесконечно скучающего человека, проработавшего здесь целую вечность и утратившего всякую волю к жизни, хотя я и знаю совершенно точно, что она появилась здесь самое большее недель пять назад.
— Коко Суон, — тихонько отвечаю я. Повисает небольшая пауза, и она отрывается от лежащих перед ней страниц, исписанных именами и цифрами, чтобы получше рассмотреть меня: окидывает взглядом и лицо, и фигуру, пристально изучая каждую деталь. На миг задерживается на моем любимом легком синем шарфе — сильно застиранном и сплошь покрытом затяжками, на свитере в коричнево-бежевую полоску, висящем на локтях мешками, на заношенных джинсах и потертых коричневых сапогах до колена, с которыми я никогда не расстаюсь. Разумеется, увиденное ее не впечатлило — это сразу стало понятно по гримаске, которая тронула ее безупречные, изогнутые, как лук Купидона, губы.
— Коко? — переспрашивает она. — Как… как Коко Шанель?
— Нет, как клоун Коко[2], — отшучиваюсь я и сама заливаюсь смехом, рассчитывая, что она также присоединится к веселью. Таким образом я всегда уходила от ответа на этот вопрос — уже сотни раз эта отговорка помогала мне отвлечь внимание незнакомцев от того, как сильно мое имя не соответствует моей скромной внешности.
Девушка растерянно уставилась на меня — взгляд ее серых глаз выражает полнейшее непонимание. Либо она напрочь лишена чувства юмора, либо просто не поняла шутки. Возможно, и то и другое.
