«В настоящее время на месте происшествия работает оперативно-следственная группа и взрывотехники Федеральной службы безопасности. Точных данных о ходе расследования получить не удалось. Но, как сообщили репортерам канала компетентные источники в правоохранительных органах, следствием сейчас отрабатывается одна основная версия. Данный террористический акт – это акция всё ещё остающихся на свободе лидеров бандформирований Северного Кавказа по ликвидации оказавшихся в руках правосудия участников, или свидетелей, совершенных ими преступлений. Мы будем держать вас в курсе происходящих событий».
* * *
г. Москва, СИЗО «Лефортово», несколькими часами ранее
Массивная металлическая дверь с лязгом отворилась, и во двор следственного изолятора «Лефортово» въехала предназначенная для конвоирования заключенных бронированная машина-автозак ФСИН России. Не заглушая мотора, из кабины вышел рослый, крепкого телосложения мужчина в форме сотрудника службы исполнения наказаний с погонами майора. Лицо его скрывала чёрная маска. Он отворил дверь фургона, где находились ещё два сотрудника охраны.
– Готовьте! – отдал короткое распоряжение майор.
Сотрудники, не проронив ни слова, отворили железную дверь миникамеры в фургоне, предназначенном для перевозки заключенных, и приготовились к приёму «объекта».
Во двор вывели заключенного – Ислама Оздамирова с позывным Кхутайба, бывшего личного телохранителя полевого командира Сулимана Гагкаева.
С вывернутыми назад руками и надетым на голову непроницаемым мешком Кхутайбу подняли в фургон и поместили в миникамеру, надев наручники. Двое конвоиров, находившихся внутри фургона, захлопнули дверь. Убедившись, что она плотно закрыта, майор сел обратно в кабину, и машина тронулась.
* * *
Съехав с основной трассы по указателю «ООО «Химпром-сервис» в сторону огороженной территории с КПП, перед которой стояло табло с информацией о размещении оптовой базы промышленных химикатов, машина остановилась.
Дверь миникамеры, в которой находился с надетым на голову мешком Оздамиров, со щелчком открылась, и две пары сильных рук, подхватив того под мышки выволокли на улицу.
– Эй, что происходит? – не понимая, спросил Кхутайба.
Но в ответ было только молчание.
Тогда он попытался сопротивляться насколько позволяли сковывающие руки наручники, но моментально получил сильный удар кулаком в живот и затих.
Кхутайбу перегрузили в другой фургон, снова заперев в миникамере.
– Какие ощущения? – пренебрежительно бросил в сторону Оздамирова один из охранников, когда машина отъехала от территории базы.
Небольшой холодок пробежал по спине Кхутайбы: этот голос он уже когда-то слышал.
– Что здесь происходит? – Ислам старался не проявить в голосе ноток страха.
– Ничего, – равнодушно ответил конвоирующий, снимая мешок с головы бандита.
Кхутайба мгновенно вжался в стенку фургона, а широко раскрытые глаза выражали неподдельный страх.
– Узнал? – спросил охранник.
Ислам судорожно закивал головой.
Напротив него сидел сотрудник ФСБ, капитан Максим Доментьев, бояться которого у Кхутайбы были все причины.
– Ещё бы! – пренебрежительно заметил Доментьев.
Но не такой Максим представлял себе последнюю встречу с Исламом, проигрывая её до этого в голове чуть ли ни поминутно. Совсем не такой. Куда-то исчезли слова, которые он так хотел ему сказать напоследок, куда-то исчезли те эмоции, та злость, которые он хотел выплеснуть. Вместо них оказалась только пустота и безразличие.
– Ты думал, тебе дадут вот так просто уйти безнаказанным? – совершенно равнодушно и без волнения обратился Максим к бандиту. – После всего того, что ты сделал, судить тебя – значит проявить к тебе сострадание, которое такая мразь, как ты, нисколько не заслуживает.
– Куда вы меня везете?
– На казнь.
– Вы не можете! – выпалил Кхутайба. – По закону меня должны сначала судить, признать виновным и назначить наказание. Вы же сотрудники ФСБ, вы действуете по законам, вы обязаны их соблюдать.
– Мы, к сожалению, да! – сказал Максим. – А вот вы, к счастью, нет! Смотри репортаж, но уже с того света.
* * *
Максим держал в руке пульт от установленного в фургоне машины взрывного устройства.
– Пора, – сказал он сам себе, посмотрев на часы.
«Их поступки взвешены и решительны, они поклялись служить на благо других!»
Когда-то Максим уже прошел эту игру до конца. Казалось, это было давно.
Легкий щелчок опустившейся кнопки, и по округе раздался оглушительный взрыв, вобравший в себя крики случайных прохожих, вой сигнализаций десятков машин и звон разбитых стекол в квартирах близстоящих домов.
В этот самый момент, когда прогремел взрыв, оборвавший жизнь последнего боевика банды амира Ножай-Юртовского района Сулимана Гагкаева, Максим почувствовал облегчение, словно с плеч скинули тяжеленный груз. Одновременно его сердце и душу охватила горечь. Последние годы он жил только Кхутайбой. Гонялся за ним, как за призраком, проверяя сотни источников информации, сличая фотографии, сутками просиживая на работе, фактически, превратив свою жизнь в один сплошной розыск человека, ненависть к которому выжгла в его душе пустоту.
Когда-то его друг Игорь говорил, что случаются победы, которые равносильны поражению.
– За ребят, которые пожертвовали жизнью за право остаться собой, – пробормотал Максим, разворачиваясь и удаляясь от места ликвидации Кхутайбы.
Была ли это победа, равносильная поражению, Максим не знал. Об этом он подумает потом, когда пройдет какое-то время, и жизнь вернётся в прежнее размеренное русло. А сейчас в войне, которая началась ещё задолго до этого дня, была, как он считал, поставлена точка.
Часть I: 1968–2000
Глава: 1968 год
США, Вашингтон (Округ Колумбия)
Он – это уже не всемогущий шеф Центрального разведывательного управления США, которое возглавлял на протяжении восьми лет и вошел в историю, как один из наиболее долго усидевших на этом посту руководителей.
Он – это уже не человек, с мнением которого считались даже президенты Соединенных Штатов.
Он – это теперь почти беспомощный старик, проводящий жизнь в борьбе с неумолимо развивающейся смертельной болезнью.
Он – это Аллен Уэлш Даллес, сохранивший личное достоинство и честь даже перед лицом старости и осознания неизбежно надвигающейся смерти.
Удобно расположившись в кресле-качалке, Даллес закурил старую кубинскую трубку ручной работы, набитую прекрасным гаванским табаком, смешанным с колумбийской «травкой».