Поначалу болезнь Марджори оставалась для всех загадкой и повергала в недоумение врачей. Втайне Симон надеялся, что причина носит психосоматический характер. Он не умел реагировать на людские хвори и немощи и считал, что все, что имеет физическую природу, может быть в конце концов преодолено. Но Марджори не только не могла справиться с болезнью, но и делалась слабее день ото дня. Лишь через год ей наконец был поставлен диагноз, для чего пришлось ехать в Лондон, а затем его подтвердили и нью-йоркские доктора. У нее оказалось редкое заболевание, поразившее нервную и мышечную ткань. Со временем должно было произойти полное разрушение легких и сердца. Симон не принял такого прогноза, а Марджори отреагировала на него стоически, старалась не жаловаться, проводила как можно больше времени – когда была в силах – со своим мужем и дочкой, а в промежутках отдыхала. Болезнь не сломила ее дух, но, как и предсказывали врачи, тело не устояло. К тому моменту, как Саше исполнилось семь, Марджори уже не вставала с постели, а в девять лет девочка лишилась матери. Симона, хотя его и предупреждали врачи, смерть жены повергла в оцепенение. Как и Сашу. Родители никак не готовили ее к этому неминуемому событию. И Саша, и Симон привыкли к тому, что Марджори живо интересуется всеми их делами и принимает участие в их жизни, даже будучи прикованной к постели. И внезапное осознание того, что ее больше нет, поразило их как молния и сблизило еще тесней. Теперь Саша стала занимать в жизни отца не менее важное место, чем его галерея.
Саша росла, вбирая в себя искусство во всех мыслимых формах. Она жила им, была поглощена без остатка и обожала всеми фибрами души. Так же как и отца. К Симону она испытывала не меньшую преданность, чем он к ней. Еще будучи ребенком, она знала о галерее, о выставленных в ней непростых, замысловатых полотнах ничуть не меньше, чем любой из работающих здесь специалистов. Порой Симону казалось, что эта маленькая девочка разбирается в живописи куда тоньше, чем все его сотрудники, вместе взятые. Единственное, что его тревожило (и он этого не скрывал), – это то, что Сашей все больше овладевала страсть к современному искусству и модерну. В особенности его бесила современная живопись, и он не стеснялся называть ее мусором и наедине с дочерью, и при посторонних. Любви и уважения достойны были только старые мастера, никто больше.
Как когда-то отец, Саша окончила Сорбонну и получила диплом магистра по специальности «история искусств». Это была ее своеобразная лицензия. После этого она выполнила данное матери обещание, поехала в Нью-Йорк и защитила диссертацию в Колумбийском университете. Потом два года отработала интерном в Метрополитен-музее, на чем ее образование можно было считать завершенным. Все эти годы она часто наведывалась в Париж, иногда просто на выходные, а Симон при каждой возможности навещал ее в Нью-Йорке. Заодно он виделся со своими клиентами, ходил по американским музеям, посещал коллекционеров. Он не мог жить без дочери и использовал для встречи каждый повод. Больше всего на свете он хотел, чтобы Саша вернулась домой. Все годы, что она жила в Нью-Йорке, Симон проявлял повышенную раздражительность и нетерпимость к окружающим.
Но чего Симон совсем не ожидал, так это появления в жизни дочери Артура Бордмана. Саша познакомилась с Артуром в первые дни своей аспирантуры в Колумбийском университете. Ей тогда было двадцать два. Не вняв протестам отца, уже через полгода она выскочила замуж. Поначалу Симон пришел в ужас от столь раннего замужества. Единственным утешением было обещание зятя перебраться в Париж, как только Саша закончит учебу и практику в Америке. Симон только что не заставил его поклясться кровью. Но он не мог не признать того, что его дочь счастлива, как никогда. С течением времени Симон убедился в том, что Артур хороший человек и самый подходящий муж для его дочери.
Артуру Бордману было тридцать два года, на десять лет больше, чем Саше. Он окончил Принстон, а бизнес-администрированию учился в Гарварде. Теперь он занимал солидный пост в одном инвестиционном банке на Уолл-стрит, который – очень удобно – имел отделение в Париже. Почти сразу после женитьбы он начал прощупывать почву на предмет перевода в этот филиал на правах управляющего. Через год у молодых родился сын, Ксавье. А еще через два года – дочь Татьяна. Но, несмотря на рождение детей, Саша не давала себе ни малейшего послабления в учебе. К счастью, оба ребенка появились на свет летом, когда у нее были каникулы. А потом ей стала помогать няня. Еще с детства, наблюдая, как отец управляет галереей, Саша научилась не бояться дел и забот. Ей нравилась ее насыщенная жизнь, а мужа и детей она просто обожала. Симон поначалу был не готов к роли дедушки, но очень скоро он всей душой привязался к своим очаровательным внукам.
Каждую свободную минуту Саша проводила с детьми, пела им те же песни и играла в те же игры, что узнала от своей матери. Маленькая Татьяна была так похожа на бабушку, что Симона это поначалу пугало, но, когда девочка стала подрастать, он стал находить неизъяснимое удовольствие в том, чтобы просто сидеть и смотреть на копию своей незабвенной Марджори и вспоминать былое. Рано ушедшая Марджори будто вновь сошла на землю в облике своей внучки.
Сразу после того, как Саша окончила стажировку в Метрополитен-музее, верный своему слову Артур перевез всю семью в Париж. В тридцать шесть лет он стал управляющим французским филиалом своего банка. Начальство доверяло ему так же безгранично, как и его собственная жена. В Нью-Йорке Саша работала в музее неполный рабочий день, а остальное время проводила с детьми. Теперь ей предстояла еще более напряженная жизнь. В Париже она собиралась работать в галерее отца. Она чувствовала себя готовой к полноценной работе. Симон согласился, что работать она будет до трех часов, с тем чтобы оставалось время на детей. А еще надо будет уделять время мужу, знакомить его с парижской жизнью и сопровождать на светские мероприятия. Саша вернулась в Париж на коне, образованная, воодушевленная, бесстрашная и счастливая тем, что снова дома. Счастлив был и Симон – тем, что дочь вернулась и наконец будет работать с ним. Двадцать шесть лет ждал он этого момента, и вот он настал – к их обоюдной радости.
На вид он оставался таким же суровым отцом, каким она его помнила с детства, но даже Артур заметил, что с возрастом характер у Симона стал мягче. Время от времени он даже балагурил с внуками, хотя в большинстве случаев их общение сводилось к тому, что дед подолгу молча сидел и с видимым удовольствием наблюдал за детьми. Симон никогда не умел общаться с малышами, даже с дочерью в раннем возрасте он всегда испытывал затруднения. К моменту их переезда в Париж ему было уже семьдесят шесть. И с этого времени у Саши началась по-настоящему самостоятельная жизнь.
Первой заботой, которую надо было разрешить семье, было жилье. Симон потряс их тем, что решил эту проблему за них. Саша собиралась подыскать квартиру на Левом берегу. Казенная квартира в шестнадцатом округе была для их разросшейся семьи уже маловата. И Симон предложил освободить для них занимаемое им крыло дома, элегантный трехэтажный флигель, в котором он жил и до женитьбы, и в браке, и все последние годы. Он объявил, что ему не нужно столько места и тяжело подниматься по лестнице, что показалось Саше совсем неубедительным. Отец до сих пор мог совершать бесконечные пешие прогулки. Тем не менее он настоял на том, чтобы переселиться в другое крыло, причем на верхний этаж, где раньше располагались конторские помещения и хранилище. Не давая никому опомниться, он принялся за ремонт, вставил чудесные мансардные окна и приобрел занятное электрическое кресло-каталку, автоматически поднимающееся и спускающееся по лестнице, чем привел в восторг внуков, тут же вознамерившихся опробовать технику в деле. Дети с восторгом катались по лестнице, а дед с умилением шагал рядом на своих старческих ногах. Саша помогала ему с ремонтом и оформлением интерьера, и ей пришла в голову одна мысль, которая отцу сразу не понравилась. Она давно вынашивала этот план, но до сих пор он казался ей неосуществимым. Она решила расширить галерею – включить в нее раздел современного искусства. Для этой затеи идеально подходило крыло, использовавшееся раньше под второе хранилище, через двор от той части дома, где были служебные помещения и новое жилье отца. Правда, это означало бы уменьшить площади под хранение, но она уже сговорилась с архитектором относительно постройки наверху удобных стеллажей и стоек. При первом упоминании о продаже работ современных художников Симон взвился. Он не станет уродовать галерею и поганить ее благородное имя, продавая хлам, который так нравится Саше. И вообще, у всех этих так называемых художников нет и намека на талант. Чтобы его уломать, потребовался почти целый год ожесточенных споров.
