– Дублин, Ирландия, – разрушая последнюю надежду, разнесся долгим гулким эхом ответ Келвина Картера.
«Поверить не могу, что это происходит со мной».
– Ирландия?
– Маленькая сырая страна за Ирландским морем, – участливо подсказал Барри.
– Где много пьют, – слабо откликнулась Лиза.
– И говорят без умолку. Да, это там. Экономика на подъеме, огромный процент молодежи среди населения, исследования рынка читательского спроса свидетельствуют о том, что новый красочный женский журнал просто необходим. И мы хотим, чтобы этим занялись вы, Лиза.
Оба выжидательно уставились на нее. Понятно, теперь ее очередь охать, ахать и всхлипывать, как тронута она их заботой и как постарается оправдать доверие.
– М-м-м… хорошо, спасибо.
– В Ирландии у нас очень внушительный издательский портфель, – хвастливо заявил Келвин. – «Ирландская невеста», «Кельтское здоровье», «Гэльские интерьеры», «Садоводство в Ирландии», «Католический вестник»…
– Нет, «Католический вестник» вот-вот закроется, – перебил Барри. – Продажи падают.
– …«Гэльские узоры», – плохие новости Келвина не интересовали, – «Кельтский автолюбитель», «Картошка» – это наш журнал рецептов ирландской кухни, – «Умелые руки» и «Хип Хиб».
– «Хип-хип»? – переспросила Лиза. Надо же как-то поддерживать разговор.
– «Хип Хиб», – подтвердил Барри. – Сокращение от «Хип Хиберниан».[1]Журнал для молодых мужчин. Что-то среднее между «Ареной» и «GQ».[2]А вы займетесь разработкой женской версии.
– Название есть?
– Мы думаем, «Колин». Молодо, дерзко, модно, сексуально – так мы это видим. В особенности сексуально, Лиза. И ничего заумного. Ради бога, никаких многостраничных материалов об изуверских ритуалах половой инициации девочек в Центральной Африке или бесправии женщин в Афганистане. У нас другое направление.
– То есть вам нужен журнал для дурочек?
– Умница, – просиял Келвин.
– Но я никогда не была в Ирландии, не имею о ней ни малейшего представления.
– Именно! – согласился Келвин. – Это нам и надо. Никаких домашних заготовок, просто свежий, непредвзятый подход. Зарплата та же, на подъемные не поскупимся, через две недели, в понедельник, приступите.
– Две недели?! Но, выходит, у меня почти не остается времени на…
– Я слышал о ваших незаурядных организационных способностях, – разулыбался Келвин. – Удивите меня. Вопросы есть?
Лиза не могла сдержаться. Обычно она улыбалась, пока ее резали без ножа, потому что умела видеть перспективу, но сейчас потрясение было слишком велико.
– А как же место главного редактора в «Манхэттен»? Барри и Келвин переглянулись.
– Его заняла Тиа Сильвано из «Нью-йоркера», – неохотно буркнул Келвин.
Лиза кивнула, чувствуя себя так, словно ее мир рухнул, и неловко поднялась со стула.
– Когда я должна дать ответ?
Барри и Келвин снова переглянулись, помолчали. Наконец Келвин открыл рот:
– Ваше нынешнее место уже занято.
Мир вокруг медленно пришел в движение. Значит, все решено без нее. Выбирать не из чего. Только бы не закричать в голос. Прошло еще несколько долгих секунд, прежде чем до нее дошло, что ей не остается ничего, кроме как нетвердым шагом выйти из кабинета.
– Партию в гольф? – спросил Барри Келвина, как только за Лизой закрылась дверь.
– С радостью бы, но не могу. Надо лететь в Дублин, набирать людей на остальные должности.
– Кто там сейчас главный?
Келвин нахмурил брови. Уж это-то Барри должен знать.
– Некто Джек Дивайн.
– Ах, он! Еще тот сочинитель.
– Я другого мнения. Во всяком случае, лучше ему таковым не быть.
Келвин Картер не уважал вольнодумцев и нонконформистов.
Лиза пыталась придать происходящему некий лоск. Она никогда не признала бы, что разочарована. Особенно после всего, чем пожертвовала.
Но из свиного уха шелковый кошелек не сошьешь. Дублин не Нью-Йорк, как ни крути. А «щедрые» подъемные легко подвести под должностную инструкцию и сократить. Что еще хуже, придется сдать служебный мобильный телефон. Сдать телефон! Все равно что ампутировать себе руку или ногу.
Коллег ее скорый отъезд особо не опечалил. От Лизы никогда никому не перепало и пары туфель «Патрик Кокс», даже девушкам с пятым размером ноги. А за щедрость на колкие и часто несправедливые личные замечания сотрудники прозвали ее стервозой. Тем не менее в последний рабочий день Лизы трудовой коллектив «Фамм» дружно собрался в конференц-зале на традиционный прощальный прием – кислое, как уксус, белое вино в пластиковых стаканчиках (его с успехом можно было бы использовать в качестве разбавителя для краски), поднос с художественно разложенными печеньем и орешками и так и не подтвержденный слух о сырокопченой колбасе, которую уже несут.
Когда все выпили по третьей и могли проявлять воодушевление почти искренне, раздалось шиканье, и Барри Холлингуорт сказал по бумажке речь, поблагодарив Лизу за все и пожелав ей дальнейших успехов. По общему убеждению, справился он отлично. Особенно учитывая, что правильно выговорил ее имя. Последний раз во время двадцатиминутного выступления по аналогичному поводу он пылко воздавал должное талантам и вкладу в общее дело некоей Хизер, тогда как Фиона, которую, собственно, и провожали, с обиженным видом стояла с ним рядом.
Затем Лизе торжественно вручили подарочный чек от «Маркс и Спенсер» с правом набрать на двадцать фунтов чего душе угодно, а также большую открытку с бегемотиком и подписью: «Как жаль, что ты уезжаешь». Элли Бенн, бывшая заместительница Лизы, выбрала прощальный подарок со значением. Она долго, мучительно думала, что Лиза ненавидит сильнее всего, и наконец решила, что чеки от «Маркс и Спенсер» доставят ей наибольшее неудовольствие (нога у Элли Бенн была как раз пятого размера).
– За Лизу! – возгласил Барри.
К тому времени лица уже раскраснелись, голоса звучали громко, так что все дружно подняли одноразовые стаканчики, орошая одежду брызгами вина с пробковой крошкой, хихикнули, подтолкнули соседей локтями и крикнули:
– За Лизу!
Лиза не осталась на рабочем месте ни единой лишней минуты. Этого прощания она ждала долго, но всегда думала, что впереди слава, блеск и Нью-Йорк, а оказалось, ей предстояла ссылка в богом забытую журнальную глубинку. Кошмар, просто кошмар.
