Никто никогда не скажет, что Джоуи Джокер жестоко обошелся со стариками. Он не был бессердечным типом, каким его называли в газетах.
– Я отнесу сумку в машину и скоро вернусь за тобой. Сиди тихо! – приказал Джоуи Роуз.
Девушка молча кивнула, при этом лицо ее сделалось таким, что Джоуи понял – без слез сегодня не обойтись.
– О, Роузи, детка, не надо, – пробормотал он, начиная нервничать. – Я ненавижу, когда ты плачешь.
– Мне становится плохо от одной только мысли, что я не увижу тебя, – плачущим голосом проговорила девушка. – Я чувствую себя такой одинокой, когда ты исчезаешь. К тому же я волнуюсь. Мне все это не нравится, Джоуи.
При этих ее словах по спине Джоуи пробежал холодок.
Роуз продолжала наблюдать за ним, и свет на этот раз не был к ней добрым. На ее лице сейчас было больше морщин, чем полагалось двадцатидвухлетней девушке, а глаза выглядели усталыми. Та же усталость читалась и в глазах самого Джоуи, а пустота в душе заставляла думать, что он никогда не доживет до двадцати шести лет. Роуз тоже это знала, но они никогда не говорили о его смерти. Одна мысль об этом заставляла ее плакать.
– Не знаю, куда ушли хорошие времена, – прошептал Джоуи. – Все начиналось как игра… Мне никогда не хотелось, чтобы все обернулось таким образом.
Роуз долгое время молчала – перед ее мысленным взором пронеслись пять лет их совместной жизни, – а затем улыбнулась:
– Тебе лучше поспешить, мальчик, и побыстрее отнести эти вещи. Я хочу, чтобы мы уехали, пока полицейские не схватили тебя.
Или головорезы Майка Райли. Майк не простит Джоуи за надувательство. И все потому, что потаскушка Райли наговорила о Роуз всякие гадости. Господи, до чего могут довести мужчину юбки!
Джоуи улыбнулся и, схватив сумку, направился к двери. В общей комнате никого не было. Будучи по природе подозрительным, он не стал зажигать свет, а украдкой выбрался наружу и направился к черному «форду-седану», который украл в окрестностях Чикаго, номер на машине он уже давно сменил. Время было тяжелым, и не многие люди отваживались путешествовать.
Машина была достаточно просторной, чтобы в ней жить, спать и даже заниматься любовью. Задние сиденья машин, которые Джоуи крал, всегда находились в действии. Это были лучшие времена в его жизни.
Оторвав взгляд от заднего сиденья, Джоуи посмотрел на пол под ним, где под одеялами были спрятаны коробки со снарядами, два автоматических пистолета «браунинг», пулемет «томпсон» и с полдюжины других ружей и прочего огнестрельного оружия.
Неожиданно где-то в глубине его души родился страх, который постоянно наполнял все его существо чувством беспомощности и безнадежности.
Два года бесконечных перестрелок, полицейского преследования, дорожных контрольно-пропускных пунктов, постоянного бегства – ну разве это жизнь! А впереди нет ничего, и в любой день тебя могут убить, как собаку.
Он зря был рожден, и если сегодня умрет, что от этого изменится?
Ничего.
За исключением жизни Роуз и его самого, пока он еще жив.
Джоуи прислонился лбом к холодной черной металлической поверхности машины и глубоко вдохнул в себя воздух, настоянный на запахе сосновых иголок, близлежащего озера и суглинистой земли, увлажненной недавно прошедшим дождем.
Джоуи с трудом подавил слезы. Плакать мужчине не к чему, к тому же он всегда знал, что конец будет таким… просто надеялся еще немного продлить свои дни.
Неясный звук вдруг прорезал густую тишину северного лесистого края. Джоуи насторожился, прислушиваясь; его сердце сильно забилось в груди.
Скрип гравия – признак приближающейся беды. Кто может ходить в такой поздний час?
– Черт! – выругался Джоуи и схватился за пулемет, затем тихо пробрался к передней части дома. В это время в общей комнате зажегся свет.
Роуз…
Она подумала, что это он подогнал к двери свой «форд».
– Роуз, погаси свет! Погаси его… ложись, ложись! – прокричал Джоуи, и его неистовый крик утонул в оружейном грохоте и звоне разбившегося вдребезги стекла. Короткий вскрик раздался посреди этого громового шума – крик, от которого волосы на голове у Джоуи встали дыбом.
– Нет!
Оружейные залпы смолкли, и Джоуи взвыл, протяжно и страшно. Этот звук напоминал вой смертельно раненного волка в кромешной тьме. Обезумев от осознания того, что произошло, Джоуи бросился к крыльцу, наугад разрядив свою обойму.
Из темноты открыли ответный огонь: та-та-та-та-та – строчили пулеметы.
Первая пуля пронзила его грудь, две другие пули ударили в плечо и руку. Джоуи упал на мягкую влажную землю, все еще сжимая в руке дымящийся пулемет, и тут еще несколько пуль угодили в него.
– Роуз, – выдохнул он, превозмогая боль и чувствуя, что умирает. – Прости, детка… прости.
В следующее мгновение темнота окутала его со всех сторон, он откуда-то издалека слышал топот бегущих к нему людей и глухой, словно идущий сквозь толстое одеяло голос:
– Он мертв! Проклятие! Я же говорил вам, что он нужен мне живым!
– Он отстреливался, Лу. У нас не было выбора.
– Мне нужна его сумка, идиоты. Где туфли? Принесите мне туфли!
– Лу! – встрял какой-то другой голос, такой резкий и неприятный. – Лу, сюда едут полицейские… целых три машины. Они скоро будут здесь.
– О Господи! Быстро по машинам. Будем отстреливаться на ходу.
– А как насчет денег, Лу?
– Сейчас у нас нет выбора, но мы вернемся сюда позже…
Сознание Джоуи Манкусо поглотила черная пропасть, и его последние мысли были о Роуз. Она смеялась, кружилась в своем ярком красном платье, притопывая каблучками бальных туфелек.
Глава 1
Чикаго
Примерно семьдесят лет спустя…
– Черт с ними, но сегодня я надену свое лучшее белье. Если уж мне придется падать и терять сознание перед тремя сотнями людей, то я по крайней мере буду выглядеть стильно. – Лили Кавано перестала расхаживать босиком по ковру своего номера в отеле «Дрейк» и, на мгновение прикрыв глаза, с чувством произнесла: – Три сотни людей… Господи, я просто умру от смущения!
– Ты чуть не умерла в действительности, – произнес резким тоном мужской голос за ее спиной. – Смущение должно волновать тебя сейчас меньше всего. Ты уверена, что не ударилась головой, когда полицейский сбил тебя с ног?
Возобновив бесцельное хождение по номеру, Лили через плечо посмотрела на своего коммерческого директора, который был к тому же и бойфрендом ее сестры. Джаред Сейерс сидел, удобно откинувшись в кресле, обитом полосатой материей: стройный, в меру красивый, с крашеными волосами, однако морщины на его лице выдавали его неустроенность в жизни.