Джош – блондин, шесть футов два дюйма, красивый и стильный. Честно говоря, это самый привлекательный мужчина, с которым я не спала. Мои подруги и коллеги, увидев его, просто обмирают, а потом твердят мне, какой он классный. Что называется, красавец и франт. И, конечно, все считают нас любовниками, потому что людям не хватает воображения. А я объясняю, что слишком его люблю, чтобы спать с ним и усложнять наши отношения.
Я действительно его люблю. Он один из немногих, кого я люблю. Я люблю маму – по серьезу, только этого не показываю. Еще я люблю Иззи.
С Иззи мы познакомились в университете. В первом семестре она изучала биологию, потом химию и закончила химическими технологиями. Не потому, что нашла свое призвание, а потому что руководитель группы больше не позволил ей менять специальность.
Иззи кошмарно интеллигентна и пугающе оптимистична. Из-за этого странного сочетания она вечно не удовлетворена. Подвижность, а вовсе не тренировки, сделала ее чуть выше (пять футов девять дюймов) и худее (десятый британский размер) большинства женщин. Она стройная, но совсем не элегантная. Иззи стыдится своих тощих рук и животика, но за пятнадцать лет, что мы знакомы, так и не начала качать пресс и тренироваться с тяжестями (сумки с продуктами не в счет). Она натуральная блондинка, доказательством чему светлые ресницы и брови, и к ней не пристает загар, зато ее (широкий) нос и (узкие) плечи все в веснушках. И у нее самый сексуальный рот в Европе, крупный и яркий. Женщины считают ее сногсшибательной, а мужчины совсем наоборот. Из-за бледности Иззи они или вовсе ее не замечают, или хотят казаться рыцарями в сияющих доспехах и возносят ее на пьедестал. По-моему, ей не нужно ни то, ни другое. Мощный интеллект и отчаянная честность Иззи достойны большего, чем равнодушие или поклонение. Я особо не надеюсь, что она найдет достойного мужчину. С тех пор, как ее оптимизм взял верх над разумом, она годами ведет решительную и совершенно бессмысленную борьбу за то, чтобы обнаружить скрытые достоинства в мужчинах, с которыми встречается. А я много раз говорила ей – не нужно искать сокровищ там, где их уж точно нет.
Мы подружились из-за Джоша. Он заметил ее на встрече первокурсников и влюбился. Он попросил меня с ней подружиться. Так все и получилось. К тому времени как я поняла, как мне нравится Иззи, какая она возвышенная и хрупкая, Джош уже переспал с половиной студенток Уитингтона и Фоллоуфилдс. Иззи такая необыкновенная, решила я, что нельзя позволить ему обойтись с ней нехорошо. Чтобы сберечь этих двоих, мне пришлось стать настоящим Макиавелли. Ей я говорила о его недостатках, ему – о прелестях других женщин. И у меня все получилось.
Я считаю, что поступила правильно.
Если бы они и вправду хотели быть вместе, так бы и случилось.
Мы флиртуем друг с другом и часто забываем, кто из нас кому нравился. Вместо того чтобы спать друг с другом, на втором и третьем курсе мы снимали квартиру втроем и никого не хотели пускать в свою берлогу. Это было мудро, а споры о том, кто купил последний рулон туалетной бумаги и поставил пустой молочный пакет в холодильник, покончили с нашими романтическими представлениями о жизни.
Мы были обычными студентами. Сбегали с лекций, состояли в клубах и студенческих организациях – Джош занимался регби, Иззи ходила в литературное общество, а я в клуб знатоков вина. Мы напивались в университетском баре, зубрили перед самым экзаменом и крутили романы, но были не из тех, кто еще в студенчестве находит себе жен и мужей. На длительные отношения мы не рассчитывали. Иззи влюблялась в каждого, с кем спала, – извращенный способ соблюсти приличия. Эти романы длились до тех пор, пока парню не надоедали метафизические стихи. Секс Иззи непременно сдабривала метафизическими стихами.
Джош любил всех женщин, с которыми спал, – по крайней мере, до утра, а иногда и целых несколько дней. Женщины его обожали. Я же не влюблялась ни в кого и, бывало, чувствовала неодолимую скуку после первой нее ночи с кем-нибудь – все равно с кем.
Так мы жили до тридцати лет и так, наверное, будем жить до самой старости. Ни Джоша, ни меня это нисколько не беспокоит. Практика преуспевающего юриста позволяет ему знакомиться с умными и свободными женщинами и заводить черт знает сколько связей. У меня те же козыри: я говорю о своей работе на телевидении. И вообще мне нравится работать там, где много безнравственной молодежи. Я никогда ничего не требую и потому привлекаю мужчин, которые не хотят никаких обязательств, – между прочим, таких мужиков 99, 9 процента. Я их использую и тираню. Оно и к лучшему. Нет, на самом деле я обращаюсь с ними не так уж плохо. Изводить можно тех, кто тебя любит, а по моим наблюдениям мужчины, если у них есть голова на плечах, бегут от любви со всех ног. И когда я ухожу от них, не записав свой телефон на пустой пачке из-под сигарет, или гоню их из своей квартиры, даже не обещая позвонить, они не очень расстраиваются.
Иззи работает лаборантом в крупной фармацевтической компании. Носит соблазнительный белый халат и все еще надеется на отношения посерьезней, чем мимолетный роман врача и медсестры. Я ее вразумляю, мол, рассчитывать на это не стоит и если мы счастливы, то лишь потому, что мы трое друг друга любим.
– Хотите выпить? – На этот вопрос я никогда не отвечаю «да», пока не посмотрю, кто его задал, даже если в баре полно народу. Я поднимаю глаза и вижу своего Высокого Красивого Брюнета. Ну вот, клюнул. Он самодовольно предъявляет бутылку «Болли» и несколько бокалов. Прелестно: самонадеян, щедр и предусмотрителен, – учел, что мои друзья тоже захотят выпить. Потрясающие зеленые глаза и ленивая повадка: мне было девятнадцать, когда этот стиль был в моде. Я удержалась и не сказала ему, что со времени фильма «Четыре свадьбы и одни похороны» это не удавалось ни одному мужику, кроме Хью Гранта, – а удержалась оттого, что кроме роста, глаз и скул мне понравился еще и его костюм.
– С удовольствием, – сладко улыбаюсь я. Он, ясное дело, спрашивает, как меня зовут, а я отвечаю:
– Кэс.
Он спрашивает:
– Кэс, это уменьшительное от?.. – и я говорю, что мое полное имя Джокаста, и улыбаюсь еще слаще.
– Меня так назвали в честь бабушки и матери Эдипа.
Понимают они, о чем речь, или нет, все равно маниакально улыбаются. Потому что к этой минуте они меня хотят. Сильно и искренне. Греческими трагедиями они, может, и не интересуются, а вот тем, чтобы поскорее влезть в койку, – весьма и весьма. В зависимости от предпочтений они пялятся на мою полную дерзкую грудь или длинные, сильные, загорелые ноги. А тех, у кого более утонченный вкус, возбуждают длинные блестящие волосы, или гладкая кожа, стройные бедра, голубые глаза, или, да будет мне позволено это предположить, ровные белые зубы.
И уж мне-то известно, как я хороша.
Я ношу распущенные волосы, потому что мужики от них просто звереют. Они видят во мне то сексуальную сучку, то героиню романа девятнадцатого века, – смотря кто им больше нравится. Строго говоря, мне больше идет стрижка длиной до подбородка, но я работаю на телевидении и мой девиз – быть такой, какой меня хотят видеть.
