Несмотря на все свое хрупкое изящество, тетя была женщиной весьма властной и немедленно взяла судьбу Элисон в свои цепкие наманикюренные пальчики.
— Давай честно признаемся, что у тебя нет ни гроша, милая, — заявила она содрогнувшейся от ее безразличного тона Элисон. — Даже и не знаю, что прочили тебе мать с отцом?.. — Тетя сделала весьма выразительную паузу, явно ожидая, что племянница заполнит ее чем-нибудь.
— До восемнадцати лет я должна была остаться здесь, в школе, — выдавила Элисон.
— Неплохо, — с нескрываемым облегчением проговорила тетка. Она явно была рада тому, что решение проблемы отодвигается еще на год. — В любом случае — в восемнадцать еще рано бросать учебу. В наши дни и дольше учатся, так что поглядим, может, удастся оставить тебя тут и подольше.
Элисон все думала, не стоит ли объяснить тете, что к тому времени она уже закончит последний курс, и если ей придется пробыть здесь еще год, то не останется ничего, кроме как снова пойти в последний класс, а значит, деньги будут просто выброшены на ветер. Но кто знает, может, это стоило обсудить не сейчас, а в каникулы, в более непринужденной обстановке. Кроме того, следующая фраза, брошенная тетей как бы невзначай, не оставила у племянницы никаких сомнений: сама она не собиралась тратить на бедную родственницу ни единого пенни.
— Что ж, школа, по-видимому, вполне приличная — в смысле образования, — презрительно фыркнула она. — По крайней мере, дорогая — это уж точно. Однако твой дядюшка сказал, что оплатит счета, так что, полагаю, говорить больше не о чем, — заключила она, поведя красивым плечиком.
— Он так добр, — пробормотала Элисон, а сама подумала: как странно, что тетя говорит о своем муже и его решении как о совершенно посторонних для нее вещах.
— Да уж, очень добр. — Поджав губы, тетя молча выслушала неловкие слова благодарности, которые племянница просила передать неведомому дядюшке Теодору.
Но если Элисон надеялась продолжить этот разговор во время ближайших каникул, то она жестоко ошибалась: ей пришлось провести их в полном одиночестве, в стенах родной школы.
Воспоминания о любви и участии родителей еще не стерлись в памяти девушки, и она пережила настоящий шок, поняв, что ни ее свободное время, ни она сама нимало не интересуют ее теперешних опекунов.
Мисс Грэхам тщетно пыталась убедить Элисон, что ее тетя заботится о ней и постоянно звонит. Элисон твердо знала, что родственникам абсолютно наплевать на ее, да и сама мисс Грэхам, по правде говоря, тоже была в этом уверена.
Не стоит и говорить о том, что ни в восемнадцать, ни даже в девятнадцать Элисон не покинула свою альма-матер.
Два года подряд бедняжка училась в одном и том же классе и усиленно делала вид, что грызет гранит науки.
Мисс Грэхам вошла в положение странной ученицы и, как могла, старалась сгладить углы. Она то и дело просила девушку последить за младшими, проверить их домашнюю работу и так далее и тому подобное. В результате Элисон больше походила на студентку-практикантку, а не на простую ученицу, и некоторые преподаватели именно так к ней и относились.
Что и говорить, это несказанно облегчало ситуацию, но Элисон все равно время от времени думала: «Ужасно быть здесь никем. В школе все занимают свои места, и если ты никто, значит, что-то с тобой не так. А я и не ученица, и не учитель, и даже не практикантка». Но девчонка всегда отличалась отменным чувством юмора, и у нее хватало духу подтрунивать над собой: «Нет, у меня тоже есть свое место. Постоянная Бедная Родственница — вот кто я такая».
Но эти шутки отдавали горечью.
Настало время, когда окружающие стали задавать один и тот же вопрос: «Элисон, тебе и вправду скоро стукнет двадцать?» — и тут тетя Лидия наконец-то разродилась, да и то, по всей видимости, не без участия мисс Грэхам.
«Приезжай в конце этого семестра. Поживешь у нас, пока не решим, что с тобой делать», — написала она.
Так или иначе, это был все же шаг вперед, и Элисон со страхом и облегчением покинула свое пристанище.
И вот теперь она одиноко стояла на платформе и с недоумением озиралась вокруг. Казалось, Элисон была единственным пассажиром на весь Кингз-Кросс, кого встречающие обошли своим вниманием, и девушка с ужасом поняла, что страх все же взял верх над облегчением.
Да, она конечно же знала дорогу и вполне могла сама позаботиться о себе, но неужели тетка не могла прислать за ней хоть кого-нибудь? Неужели она была настолько бессердечна?
— Такси, мисс? — спросил носильщик, и его интерес происходил не только и не столько из желания получить чаевые: от этой девчушки так и веяло тоской, а среди носильщиков тоже иногда попадаются сентиментальные идеалисты.
— Да, если можно, — ответила Элисон, а что еще ей оставалось? Денег у нее было в обрез, и девушка очень тревожилась по этому поводу. Ей и в голову не пришло, что только очаровательная улыбка сумела бы залечить душевную рану бедолаги, редко когда получавшего столь незначительные чаевые.
Так странно и грустно было в полном одиночестве ехать в такси и при этом уверять себя в том, что здорово наконец-то окончить школу и вернуться домой. Но вот «дома»-то как раз и не было. Мысли Элисон снова и снова возвращались в прежние времена, когда у нее была настоящая семья, настоящий дом, а взволнованные родители спешили заключить ее в свои объятия.
«А чего я ждала? Я ведь им никто, — твердила она сама себе, пытаясь оправдать новоявленных родственников. — Глупо было бы ожидать, что они запрыгают от радости».
Но все же любому ясно: не «прыгать от радости» и абсолютно проигнорировать ее приезд — не одно и то же. И когда такси затормозило у дома, Элисон почувствовала, как тяжело забилось ее сердце.
Дядя с тетей выбрали себе превосходный особняк в тихом местечке за Найтсбридж. Весь его вид говорил об огромном банковском счете дяди Теодора и мало соответствовал образу утонченной, элегантной тетушки Лидии. Но как только открылась дверь, Элисон поняла, что впечатление это было только внешним: внутри дома в каждой мелочи ощущалась безупречная рука хозяйки.
На лице дворецкого отразилась такое изумление, что Элисон поспешила с объяснениями.
— Я мисс Эрлстон, племянница миссис Лидбурн, — выпалила она. — Думаю, тетя ждет меня.
— Боюсь, миссис Лидбурн ожидает вас не раньше четверга, — ответил слуга. — Но если хотите видеть хозяйку, то она дома.
«Что еще она ожидает от меня?» — подумала Элисон и почувствовала себя не в своей тарелке. Конечно, ужасно предстать перед взором неприветливо настроенных родственников, с полным безразличием ожидающих твоего приезда. Но в сто раз хуже, когда тебя вообще не ждут.
Стиснув зубы, Элисон направилась за горничной, которая распахнула дверь в длинную светлую комнату и объявила:
— Прибыла мисс Эрлстон, мадам.
— Элисон!
Тетя встала из кресла и направилась ей навстречу. Девушка отметила, что с тех пор, как она видела Лидию, та не состарилась ни на один день.
