Эмма смущенно опустила глаза.
— Да… я… Видите ли, брак был заключен, но до сих пор его светлость не счел нужным… — Эмма опять замолчала. Лицо ее пылало.
Король опять поднял брови, а канцлер, наоборот, насупился, словно подозревая неладное.
— Он не счел нужным?.. — повторил король, так что недоговоренная фраза повисла в воздухе. Недовольная морщинка пролегла у него между бровями, он наклонился вперед.
Писарь и святой отец с тем же неодобрительным видом также склонились в ее сторону.
Эмма медленно обвела глазами присутствующих и еле слышно проговорила:
— Ваше величество, со дня свадьбы он ни разу не лег со мной в постель!
При этом заявлении все трое раскрыли рты. Первым пришел в себя архиепископ. Он быстро закрыл рот и поджал губы с явным осуждением. Заметив выражение лица священника, король медленно выпрямился в кресле, принимая непроницаемый вид. Один писарь продолжал глазеть на Эмму так, словно она разделась догола и предложила мужчинам сыграть партию в шахматы.
Стараясь не обращать внимания на возникшее замешательство, Эмма выхватила платок из рукава и судорожно сжала его в руке, ожидая королевского приговора. Ждать пришлось довольно долго.
Пожав плечами, король откашлялся, почесал затылок и, устремив взгляд куда-то чуть повыше ее плеча, осведомился:
— Если я правильно понимаю… э-э… такое положение… вам не нравится?
Он произнес это несколько неуверенным тоном, как будто не знал, что сказать. Эмма нахмурилась. По-видимому, его смущение было связано с тем, рассудила она, что дамам не полагалось получать удовольствие от исполнения супружеских обязанностей. По крайней мере так ей объяснил отец Гамптер, когда она обратилась к нему за советом. Но речь шла не об удовольствии или неудовольствии: другого способа завести ребенка еще никто не придумал.
— Ваше величество, мне очень хотелось бы иметь детей! — решительно проговорила Эмма. — В конце концов, церковь утверждает, что это наш долг. Разве не так? Я намерена свой долг исполнить и родить наследника, чтобы продолжить род моего мужа… сохранить его имя.
Говоря это, она перевела взгляд на архиепископа и увидела, что недовольная гримаса, с которой он до их пор ее слушал, сменилась в мгновение ока одобрительным кивком.
— Ах, так!.. — торжественно кивнул, в свою очередь, король и задумчиво потер подбородок. Помолчав, он еще раз кивнул с умным видом. Неожиданно лицо его оживилось: — Возможно, его светлость слишком рьяно отдается другим делам?
Это предположение прозвучало слишком двусмысленно, и писарь, не выдержав, хихикнул. Король гневно сверкнул глазами в его сторону и уточнил:
— Государственным делам.
— Целых два года?
Трое мужчин ошеломленно уставились на Эмму.
— Вы хотите сказать, миледи, что ваш муж за два года…
— Да, — мрачно подтвердила Эмма.
Все трое одновременно с шумом втянули в себя воздух. Под их пристальными взглядами Эмма смущенно потупилась, понимая, что ее разглядывают в поисках каких-либо недостатков. Иначе чем же объяснить тот факт, что мужчина в течение двух лет отказывается лечь в постель со своей женой? Эмма со стыдом склонила голову, страшась, что они увидят нечто такое, чего не замечает в себе она сама.
Много раз всматривалась Эмма в свое отражение в зеркале, стремясь понять, почему муж отвергает ее. Она не считала себя красавицей, но и дурнушкой не была. Ее волосы отливали золотисто-медовым цветом. Кожа бледная, но безупречно гладкая и нежная. Глаза, правда, были несколько велики для ее лица, и нос чуть вздернут, а губы, пожалуй, слегка полноваты… Худой она не была, как модно нынче, но ведь и толстушкой ее не назовешь. У нее была тонкая талия, полные бедра и пышная грудь. Нет, она вовсе не была такой уродливой, чтобы муж со дня свадьбы ни разу не вошел к ней в спальню.
— Так что же, миледи, вы хотите от нас? Что мы, по-вашему, должны сделать?
При этом вопросе Эмма удивленно замерла. Ответ казался ей очевидным.
— Как что?.. Прикажите ему, государь.
— Приказать?! — Король чуть не поперхнулся словами.
— Ну разумеется, ваше величество. Вы должны объяснить моему супругу, что это его долг, и не только по отношению ко мне, но и к вам также.
— По отношению ко мне?
Король широко открыл глаза. «Еще немного, и они у него вылезут на лоб», — раздраженно подумала Эмма и, вздохнув, терпеливо объяснила:
— Конечно, государь. Ведь он ваш вассал и должен продолжить свой род, дабы его сыновья и внуки могли служить вам так же верно, как мы.
Король растерянно моргнул пару раз и посмотрел на архиепископа. Тот только развел руками, как бы признавая неоспоримость приведенного Эммой довода. Тогда король жестом велел архиепископу нагнуться и пробормотал что-то ему на ухо. Эмма не расслышала слов и невольно подалась вперед, пытаясь узнать ответ священника. До нее донеслось лишь несколько последних фраз:
— Что бы ни было причиной, сир, просто грех оставлять такой… э-э… спелый плод… э-э… на ветке… дать ему засохнуть. Или предоставить возможность кому-то другому его сорвать… — Последнее он добавил весьма мрачным тоном.
Тяжело вздохнув, король Ричард повернулся к Эмме.
— Миледи… — едва слышно произнес он, но замолчал, заметив, что и прелат, и писарь напряженно замерли в ожидании его решения. Король перевел взгляд на стоявших у дверей стражников и яростно фыркнул, Эмма обернулась и увидела, как те вытянулись в струнку, тоже заинтересованные происходящим, и, затаив дыхание, приготовились ловить каждое слово короля.
Покачав головой, Ричард начал снова:
— Миледи, вы заявили, что он не… э-э…
— Не исполнял свой супружеский долг, — подсказал архиепископ.
— Да, не исполнял свой супружеский долг. Должны ли мы понять, что по крайней мере однажды он… — король махнул рукой архиепископу.
— Осуществил свои брачные обязанности?
— Вы имеете в виду свадьбу? — недоуменно спросила Эмма.
Король казался раздосадованным.
— Миледи, вы не совсем меня поняли!
Эмма слегка свела брови. По правде говоря, она действительно не очень представляла себе, что именно входит в понятие «осуществить супружеские обязанности». Мать ее, собираясь подарить мужу долгожданного сына-наследника, умерла при родах, когда Эмме было шесть лет. Девочку воспитывал отец, и хотя он был замечательным родителем, материнского совета ждать от него не приходилось. Когда пришла пора подготовить Эмму к брачной ночи и всему, что с этим связано, он долго мялся, краснел от смущения и наконец произнес грубоватым тоном:
«Теперь твой муж, дочка, будет делить с тобой постель».
«Да, отец», — пробормотала Эмма, ожидая дальнейших разъяснений. Однако их не последовало.
