— С пасьянсом трудно, один портрет на всех листах, — Евгения ткнула пальцем в купюру. — Американский дяденька. — Сейчас она говорила быстро, будто старалась засыпать новыми словами прежние, встревожившие мать. Значит, мать не сомневается, что она решила уехать с Костей?
— Этот дяденька мне нравится. Гораздо больше, чем тот, который нас пробовал обаять, — фыркнула Лилька, тоже расслабляясь. — Вообще-то, окажись его мордашка на купюрах, мы могли бы дать ему шанс… нас поужинать! Правда?
Евгения покрутила головой, светлые волосы заметались по лицу:
— Он мне не понравился. Я бы не стала есть с ним даже… даже… французские трюфели.
— Это вы о ком? — остановилась на полпути к двери Ирина Андреевна, снова поворачиваясь к девушкам.
— Представляешь, мам, стоим возле тараканодрома — это такой стеклянный куб, в котором устроены беговые дорожки одна над другой, как полочки, — Евгения говорила и показывала руками размер стеклянного сооружения, длину дорожек. «Вождение руками» означало сильное волнение — мать хорошо знала свою дочь. А за спиной голос: «Ого-о… какие Евы!»
Ирина Андреевна улыбнулась.
— По-моему, вы себя видите иначе. Или все еще играете в Еву и Лилит?
— Ты правильно понимаешь, — подтвердила Евгения. — Бабушкин журнал стал для нас учебником жизни.
— Знал бы издатель, что работает для будущих поколений, — Ирина Андреевна рассмеялась, — он просто бы умер от счастья.
— Он и так умер, — отмахнулась Евгения. — Журнал выходил в позапрошлом веке. А название какое миленькое — «Чертенок». Помнишь, Лилит, ту осень и чердак?
— Ага, керосиновая лампа…
— У нее стекло сто лет не чищено, — подхватила Евгения. — Смешная сказочка, про то, как Бог слепил из глины сперва Адама, потом из такой же глины ему жену — Лилит.
— А она сразу начала вредничать, самоутверждаться. — Девушки захохотали, Ирина Андреевна тоже. — Потом Лилит сбежала от него. Тогда Создатель вырезал ему новую, из ребра. Еву, послушную жену. Ну хорошо, об этом известно всем присутствующим. — Лилька махнула рукой. — В общем, дядька пристал к нам и…
— Но появился Николай Георгиевич и увел нас, — перебила ее Евгения, — повел вот за этим. — Она кивнула на стол. — За деньгами.
Ирина Андреевна снова окинула взглядом девушек. Какие они свежие, крепкие, налитые. Они сами не осознают свою силу и привлекательность. Ей вообще нравились нынешние молодые. Приятно, войдя в офис, увидеть глаза, обращенные к тебе, в которых нет застарелой злости.
Конечно, за их улыбками скрывается много чего: неведения — на кого работают, ради чего работают на самом деле. Все правильно: меньше знаешь — крепче спишь.
— Хорошо, разбирайтесь. Но я жду подробного письменного отчета о применении моей приманки. Не тяните. Мне это важно.
— Легко, — бросила Евгения.
— Раз плюнуть, — фыркнула Лилька.
2
Работу, за которую девушки должны отчитаться и на которой неожиданно разбогатели, нашел Костя. Его двоюродный дядя открыл игровой центр в перестроенном кинотеатре на севере Москвы. Он попросил племянника об одолжении — найти биологов, которые подготовили бы к бегам мадагаскарских тараканов.
Тараканьи бега — развлечение, известное еще в Древнем мире. Было время, когда их устраивали и на Руси. Многое из ушедшего возвращается, вернулись и бега. Еще недавно они развлекали только особо важных персон, а сейчас эта забава — не более чем еще одна для представителей эконом-класса. Так называл своих гостей Николай Георгиевич Никомадис, или просто Никос — для близких.
Но этого класса становится все больше, радовался хозяин, а стало быть, тот, кто вложится в странный на первый взгляд бизнес, не прогадает. Правда, он имел в виду не себя, поскольку занялся новым делом только «на минуточку». На то были свои причины.
Девушки чуть не с руки кормили кандидатов на успех тертыми яблоками и морковкой, сдували пылинки с полосатых спинок. Они проверяли дорожки — делали спектральный анализ поверхности, опасаясь, как бы конкуренты не подсыпали невидимую для глаза отраву. Они жаждали победы для дорогих питомцев, привезенных с острова Мадагаскар — до сих пор не утраченного рая для насекомых.
Уверенность в победе булькала в тайном флаконе, запертом в лабораторном шкафу Ирины Андреевны Карцевой. В нем — приманка, которую жаждали получить подруги. Ирина Андреевна, как ее мать, тоже, кстати, Евгения, но Тимофеевна, в честь которой названа дочь, готовит пахучие приманки на гормональной основе — феромонах. В этих феромонах таится причина всякого влечения: мужчины — к женщине, самки животного — к самцу и наоборот.
— Все просто, — объясняла Ирина Андреевна, когда они втроем сидели на веранде дома Карцевых. Девушки готовились к зачету, а мать помогала им разобраться в некоторых тонкостях своей науки. — С наступлением половой зрелости в организме женщины образуется аттрактант. Это летучее вещество возбуждает половой инстинкт у мужчин. Роковая любовь с точки зрения науки — ответ на запах, больше ничего, — она пожимала плечами.
— Но этот запах как-то нужно донести до… объекта, — заметила Лилька.
— Вещество выходит вместе с потом, вокруг женщины создается аура, невидимая, — объясняла Ирина Андреевна. — Ты читала хрестоматийную историю о страданиях герцога Анжуйского?
— Вообще-то я много чего читала про сексуальное воздействие запахов, — слегка смутилась Лилька. — Но про Анжуйского, наверно, пропустила.
— Восстановим исторический провал в твоей голове, — сказала Карцева. — Этот французский мужчина пострадал от женского запаха еще в шестнадцатом веке. На пышном балу его угораздило вытереть лицо платком весьма знатной особы. Но что началось после этого! Ни есть…
— Ни спать без нее, — перебила Лилька. — Поняла.
— А где находятся самые коварные железы? — тоном сурового преподавателя спросила Евгения, закрывая учебник.
— Под мышками, в паху, под грудью, — перечисляла Лилька.
— Ага. А как насчет ступней ног? Забыла?
— Во-от почему пили шампанское из дамских туфелек! — завопила Лилька, подпрыгивая на стуле. Он жалобно скрипел.
— Побереги мебель, — предупредила Евгения. — На этом стуле сидела моя бабушка, когда начала работать с феромонами.
— Ой, — Лилька привстала. — Простите, уважаемая мебель.
— Садись, не выдрючивайся!
— Давай дальше, образовывай, — Лилька смиренно сложила руки.
— А греческие мужчины, когда танцевали страстные народные танцы, клали носовые платки под мышки, — добавила Евгения и слегка порозовела.
— Потом протягивали даме, — насмешливо бросила Лилька, — не желаете ли отереть пот с лица милым платочком? Все понятно. Вы, Ирина Андреевна, гений. Ты, — она повернулась к подруге, — Ева от гения, то есть Евгения, — продолжала дурачиться Лилька.
