Как-то вечером Изабел и Люк пришли домой, когда Нора предположительно должна была работать в библиотеке. К тому времени они встречались уже год. Стоял теплый летний вечер, и Изабел хотела взять деньги, чтобы пойти поужинать. Но когда они подъехали к воротам, ее сердце упало: на подъездной дорожке стоял маленький красный «седан» Норы.
— Не волнуйся, все в порядке, — заверила она с деланно беспечным видом, однако, подойдя ближе, они увидели яркие всплески пятен, разбросанных по переднему газону.
— Какого хрена? — пробормотал Люк. — Это такая идея весенней уборки?
Он шагнул вперед. Но Изабел схватила его за руку.
— Это моя одежда, — прошептала она. Ее любимое голубое платье, зимнее пальто и дешевая бижутерия, поблескивающая среди одуванчиков. Туфли разбросаны в кустах, соломенная шляпа лежит на дорожке, медаль Святого Христофора валяется в траве. Двор напоминал абстракцию в стиле Джексона Поллока.
Но тут дверь распахнулась, и на пороге выросла Нора, высокая и красивая, в элегантном зеленом костюме, обычно надевавшемся на работу, волосы собраны заколкой. В руках — охапка одежды. Она долго, жестко смотрела на парочку, прежде чем разжать руки, и одежда высыпалась на ступеньки крыльца.
Изабел выпрыгнула из машины.
— Ма! — вскрикнула она.
— Не живешь по моим правилам — не живешь под моей крышей! — завопила Нора, с такой силой хлопнув дверью, что Изабел заплакала.
И все-таки пошла к крыльцу, собирая по пути медаль Святого Христофора, свитера, юбки. Сердце так колотилось, что она ничего не сознавала. На стук и звонки в дверь никто не отзывался.
Тогда Изабел вынула ключ, но тут же увидела новый блестящий замок.
— Ма! — снова крикнула она, барабаня в дверь. — Ма!
Люк осторожно коснулся ее плеча.
— Ш-ш-ш, — прошипел он, уводя ее, а когда она нагнулась за одеждой, сурово приказал: — Оставь. Купим все новое. И уж получше этого.
Он отвел ее к машине. Отныне Изабел некуда было идти, кроме как к Люку.
Все, что у нее осталось, — это камеры.
— Езжай помедленнее, — попросила она, потому что здешние копы были настоящими тварями. На самом же деле она хотела дать Норе шанс. Ожидала, что мать выбежит из дома, позовет дочь, остановит ее, прежде чем та сделает что-то непоправимое.
Изабел и Люк уехали на Кейп-Код, остановились в крохотном городке Оукроуз, в окрестностях Ярмута. Судя по рекламным щитам, городок был знаменит солнечными пляжами и жареными устрицами. Однако пляжи оказались маленькими и забитыми людьми, а устриц Изабел не любила.
Люк почти сразу получил работу в кафе-баре «У Джози». Изабел устроилась в местную детскую фотографию, действующую под девизом: «Вы, наверное, были прелестным ребенком», с низкими ценами, где никто не обращал внимания на художественную сторону снимков и наличие диплома у фотографа, а главным было проворство, скорость и умение правильно наводить камеру.
Изабел никто не искал. Потом владелица «У Джози» умерла, и Люк собрал все сэкономленные деньги и взял кредит, чтобы выкупить кафе, переименовав его в кафе «У Люка». В этот момент Изабел каким-то образом поняла, что мать никогда за ней не приедет, а Люк никуда не денется.
Она носила медаль Святого Христофора до окончания школы. Для того чтобы перевестись, она подделала подпись матери на заявлении, получила документы и продолжала учиться, но так и не завела друзей, потому что кто это еще в шестнадцать лет живет с бойфрендом, а не с родителями? Кто еще каждую свободную минуту работает в пиццерии, экономя деньги на пленку, вместо того чтобы пойти повеселиться в клубе? Изабел носила медаль и в то время, когда звонила домой и не получала ответа, сжимала ее в поисках утешения и надежды. Надевала, работая в фотостудии, и с наслаждением ощущала ее тяжесть и плавное скольжение по коже, когда поправляла волосы ребенку или устанавливала камеру.
Изабел клялась, что, увидев медаль, посетители вели себя лучше, поскольку считали ее верующей, хотя на самом деле она понятия не имела, во что верила.
И вот к чему она пришла: тридцать шесть лет, замужем и больше не ребенок, а своих детей так и нет. У них никогда не хватало денег на учебу в колледже, хотя Изабел мечтала получить степень. Работая в фотостудии, она не продала ни одной своей фотографии, не имела ни одной выставки.
Медаль дает ей теплую, согревающую сердце надежду, и, как это ни абсурдно, Изабел чувствует себя спокойнее, когда она висит на шее.
Она поднимает окна и включает кондиционер. В машине что-то щелкает и постукивает. Последние несколько лет Люк уговаривал ее купить автомобиль получше, малолитражку ярких тонов, вместо этого черного ящика, который вечно ломается.
— Как можно любить машину, которая сроду не ездила нормально? — твердил Люк и получал неизменный шутливый ответ:
— Но я же люблю тебя, верно?
Проходит еще три часа, а она по-прежнему в пути. Вспомнив, что бензин скоро закончится, она сворачивает с I-95 и углубляется в Коннектикут. Погода по-прежнему сырая и непонятная, словно сама не знает, чего хочет, не может решить, стать дождливой или солнечной.
Изабел надела белое летнее платье, и все же по спине течет пот. Одной рукой она пытается собрать волосы, такие длинные, что практически сидит на них. Иногда в фотостудии дети смотрят на нее и спрашивают, уж не ведьма ли она с такими длинными черными волосами и умеет ли колдовать.
— Я добрая ведьма, — обычно отвечает она с улыбкой, но сегодня не так уж в этом уверена. Очки в тонкой оправе, без которых она не сядет за руль, то и дело сползают с переносицы. Когда она снимает очки, на переносице остается красная вмятинка, словно кто-то подчеркнул ее глаза.
— Ты, на свою беду, слишком чувствительная натура, — часто твердил ей Люк.
Но что поделать, если так и есть? Она ощущает холод острее, чем Люк, и стоит красной полоске на градуснике поползти вниз, немедленно кутается в свитера. А от жары мгновенно вянет. И боль чувствует сильнее. Даже после всех этих лет, когда открытки, которые она посылает матери, возвращаются с надписью, сделанной ее рукой: «Адресат выбыл». Или когда видит устремленный на нее взгляд Люка, если без предупреждения приходит в бар. Хотя он говорит, что рад ее видеть, синие глаза затуманиваются словно перед грозой.
Люди замечают ее чувствительность и на работе. Иногда они утверждают, что она видит вещи, которых на самом деле нет. Может поймать серьезный, задумчивый взгляд обычно веселого ребенка. Хрупкая малышка на ее снимке выглядит неожиданно жесткой и неумолимой. Кое-кто утверждает, что Изабел удается уловить сам дух и характер ребенка, и просто мороз идет по коже, когда смотришь на снимок и каким-то образом видишь его будущее.
Годы спустя родители приходили в студию, чтобы рассказать Изабел, как тот серьезный, немножко похожий на адвоката ребенок, которого она фотографировала, хочет стать актуарием, специалистом по страховой математике. Как девочка, стоявшая в изящной позе, теперь подписала контракт с «Джофри Бэллей».
