Ему с самого начала не понравилось, что министр иностранных дел Австрии отказался расположиться в замке и — что было хуже всего — ужинать вместе со всеми. Австриец, конечно же, придумал для этого вполне приемлемую и даже правдоподобную дипломатическую отговорку. А вот он чувствовал бы себя спокойнее, если бы на шахматной доске стояли абсолютно все фигуры. И вот теперь ему с большим нетерпением приходилось ждать прибытия этого строптивого чиновника, бросая из окна библиотеки замка Брихин тревожные взгляды на посыпанную гравием широкую дорогу, тянущуюся до самого горизонта. Замок Брихин являлся резиденцией лорда Артура Джорджа Мола Рамсея, четырнадцатого по счету графа Далхаузи, который с величайшей любезностью предложил использовать это его владение в качестве места проведения столь важных тайных переговоров. Поступок, безусловно, великодушный, но он давал возможность еще больше обогатить историю старинного рода Рамсеев. Этот аристократический род сможет впоследствии причислить к множеству своих заслуг то, что его представители активно содействовали подписанию одного из самых важных в истории договоров.
В охваченной политическим кризисом Европе данный договор даст небольшую передышку и предотвратит развязывание всеобщей войны. С тех пор как он пришел к неутешительному выводу о том, что этот континент заражен вирусом войны — вирусом, находящимся в своего рода инкубационном периоде в ожидании какого-нибудь повода (пусть даже и абсолютно нелепого), позволяющего развязать войну, — он стал посвящать все свое время и все свои усилия минимизации возможных масштабов предстоящих вооруженных столкновений. В данном конкретном случае его личная цель заключалась в том, чтобы добиться заключения соглашения о ненападении между Австрией и Россией — двумя вечно враждующими друг с другом, но пока что спящими гигантами. Разбудить их означало бы бросить горящий фитиль в пороховой погреб. Соглашение о ненападении обяжет Россию воздерживаться от вмешательства в отношения Австрии с балканскими странами, взамен чего она, Россия, получит возможность делать все, что хочет, в Польше. Соглашение это, конечно, не даст никаких гарантий, но оно, по крайней мере, будет еще одним камнем в воздвигаемой им пирамиде собственных достижений.
Для него, однако, это было не просто обычное соглашение. Это было нечто такое, что ставило под угрозу его профессиональную репутацию, его собственное будущее и, в конечном счете, его жизнь. Он над этим уже много раздумывал, но все же был полон решимости идти дальше. Он должен был делать это ради мира во всем мире — и это, помимо всего прочего, означало, что в мире будут жить и его соотечественники. Результатом этой его решимости стало его согласие на то, чтобы его фамилия фигурировала на страницах данного документа рядом с фамилией какой-то русской дамы, с которой он почти не был знаком.
Его вывели из задумчивости, заставив вздрогнуть, два светящихся круга, слегка размытые завесой падающей с неба воды. На дороге, ведущей к расположенной напротив главного входа в замок ротонде, появился черный автомобиль. Он, стараясь перебороть свое душевное волнение, терпеливо наблюдал за тем, как автомобиль остановился и шофер, распахнув заднюю дверцу, раскрыл зонтик над выбиравшимся из машины пассажиром. Затем эти двое людей исчезли за входной дверью.
Он, не удержавшись, с глубоким облегчением вздохнул.
Доставая документы из портфеля (по три копии на плотной бумаге, заверенные печатями, каждая копия — на трех языках и в элегантной кожаной обложке), он поднял взгляд и внимательно всмотрелся в лица людей, собравшихся за столом из красного дерева, ставшим необычайно гладким и блестящим после того, как накануне слуги графа Далхаузи с особым усердием его натерли.
Свет был ярким и разоблачающим: он давал возможность хорошо разглядеть выражения лиц людей. Недавно проведенное в замке электрическое освещение ограничивалось лишь несколькими настольными лампами. Чтобы компенсировать недостаток освещенности, была зажжена огромная газовая лампа, висевшая прямо над столом. Ее свет неумолимо падал на головы присутствующих, от чего на их лицах появились черные-пречерные тени — как будто лица эти были начертаны на бумаге угольком для рисования.
Несмотря на яркий свет, пытаться понять что-либо по выражениям лиц дипломатов было практически невыполнимой задачей: у одних из них лица были абсолютно бесстрастными, а у других выражения лиц ну никак не соответствовали тем мыслям, которые вертелись в тот момент в их головах. Поэтому он решил больше не вглядываться в лица.
Рядом с ним сидел его шеф — Мэнсфилд Камминг, руководитель Секретной разведывательной службы, нового британского шпионского ведомства. Для остальных присутствующих Камминг был всего лишь одним из заместителей британского министра иностранных дел. У Камминга было бледное лицо, бросающийся в глаза необычайно круглый — и очень тщательно выбритый — подбородок и проницательный взгляд. Он имел обыкновение закрывать один глаз, а вторым пристально всматриваться через монокль в тех, с кем он только что познакомился. Выражение его лица в такие моменты было суровым. Однако он, будучи уже с ним знаком, знал, что за подобным мрачным выражением лица скрывается довольно добродушная личность. С течением времени кэптен Камминг даже стал вызывать у него чувство восхищения. Он прекрасно помнил тот момент, когда увидел его в самый первый раз. В те времена «К» — именно так он подписывал все официальные документы и письма, став первым шпионом новой школы и проработав немало времени на Балканах и в Германии на Бюро секретной службы Великобритании, — получил задание создать шпионское ведомство, которое предоставляло бы свои услуги британским вооруженным силам и некоторым правительственным структурам наивысшего уровня, обеспечивая их сведениями обо всех тех странах, которые могли проявить по отношению к Великобритании враждебность. Для этой своей — отчасти даже личной — игры Камминг вербовал агентов среди юношей, принадлежащих к высшему свету. Он познакомился с Каммингом в его кабинете на улице Уайтхолл[3]— оригинальной потайной комнате, расположенной за перегородкой, которая сдвигалась при помощи рычагов. Его порекомендовал Каммингу лучший друг — молодой earl[4], который когда-то жил с ним в одной комнате в Итонском колледже. Кэптен при этой встрече начал разговор издалека, используя двусмысленные и витиеватые фразы, пока наконец не перешел к делу, предложив ему угадать, кто запечатлен на лежащей на столе фотографии. Он, будучи уже соответствующим образом проинструктированным своим другом, догадался, что на фотографии запечатлен сам Камминг, замаскированный под толстого и бородатого баварского купца. Именно так он любил маскироваться, когда занимался шпионажем. В общем, Камминг представлял собой настоящего английского джентльмена, не лишенного присущего англичанам специфического чувства юмора.
Рядом с Каммингом за столом сидел Эдвард Грей, виконт Грей оф Фаллодон, британский министр иностранных дел. Его лицо почти не выражало эмоций, и лишь нижняя губа еле заметно подрагивала, что, возможно, являлось признаком нетерпеливости или даже встревоженности. Грей в конечном счете ведь был всем известным пацифистом, а в данный момент как раз речь таки шла о том, как бы сохранить мир.
