Лягушонок: Эт прост — разозлил ведьму.
Чудовище Нью-Йорка: +1.
Молчунья: Подумываю о сделке с ведьмой. С Морской ведьмой, точнее. Мой голос за человеческие ноги. Вот почему я Молчунья.
Чудовище Нью-Йорка: Ты здорово печатаешь, Молчунья.
Молчунья: Спасибо, Чудовище. У меня же пальцы, а не когти.
Медведь: Ла-ти-да.
Мистер Андерсон: Чудовище, почему ты не рассказываешь нам о своем превращении?
Чудовище Нью-Йорка: Мне не хочется.
Мистер Андерсон: Ты среди друзей, Чудовище.
Медведь: Да, давай уже, чтобы я смог поговорить о двух девочках.
Чудовище Нью-Йорка: Ты знаешь, ЦЕЛЫХ двух девчонок, Принц?? Где ТЫ обитаешь??
Мистер Андерсон: Это не сайт знакомств, Чудовище.
Чудовище Нью-Йорка: Да, а я бы воспользовался. Трудно знакомиться с девчонками, когда ты выглядишь, как Чубакка! А мне необходимо встретиться с одной до конца моего заклятия.
Мистер Андерсон: Тебе нужно и общаться где-то. Вот почему я и открыл чат.
Молчунья: Пожалуйста, расскажи нам, Чудовище. Ты среди друзей.
Чудовище Нью-Йорка: Ладно, ладно. Первое, что вам нужно знать обо мне, я — чудовище.
Лягушонок: погряз в грехх
Мистер Андерсон: Не пыли, Лягушонок.
Чудовище Нью-Йорка: Да, верно. Но было время, когда я бы сказал о толстой девушке, что это она чудовище. Я не такое чудовище. Я животное. Мех, когти, ну, вы знаете. Все во мне от животного, за исключением сознания. Внутри я все еще человек.
Медведь: +1 тут.
Чудовище Нью-Йорка: Для меня это реально тяжело, потому что прежде, чем стал чудовищем, я был… ну, красивым. Крутой, популярный, богатый. Мои школьные друзья избрали меня своим принцем.
Медведь: Избрали? Принцем?
Лягушонок: прнц не выбрают… я был принцм двно
Чудовище Нью-Йорка: Это долгая история.
Лягушонок: я был принцм
Мистер Андерсон: У нас полно времени, Чудовище. Поговори с нами.
Чудовище Нью-Йорка: *вздыхает* ОК. Все началось из-за ведьмы.
Лягушонок: у всх с этого начнаца
Глава 1 Принц и ведьма
Я чувствовал, что все смотрят на меня, но к этому я привык. Единственная вещь, которой меня с детства научил отец — вести себя так, будто меня ничего не волнует. Если ты выделялся, люди не могут тебя не заметить.
Это был последний месяц до окончания девятого класса. Временный учитель раздавал списки кандидатов на короля и королеву весенних танцев, которые я обычно считал банальностью.
— Эй, Кайл, здесь твое имя. — Мой друг, Трей Паркер, хлопнул меня по руке.
— Кто б сомневался. — Когда я повернулся к Трею, девушка рядом с ним — Анна, или может быть Ханна — опустила глаза. Ха. Она пялилась на меня.
Я просмотрел список. На звание принца выпускного девятого класса претендовал не только я, Кайл Кингсбери, но я был уверен в победе. Никто не может соперничать с моей внешностью и отцовскими деньгами.
Временный учитель был новеньким, и у него, наверно, сложилось ложное впечатление, будто в Таттле, в школе с салат-баром и углубленным изучением китайского, то есть в школе для детей нью-йоркских богачей, над ним издеваться не будут, как отбросы из обычной школы. Большая ошибка. Не похоже, что хоть что-то из того, что он говорит, пригодится на экзамене, так что все мы старались придумать, как сделать так, чтобы чтение списка и проставление отметок на нашем выборе растянулось минут на пятьдесят. По крайней мере, большинство из нас. Остальные переписывались друг с другом. Я посмотрел на тех, кто заполнял свои списки, поглядывая на меня. Я улыбнулся. Кто-то другой может и потупился бы, пытаясь показать всем застенчивость и скромность, как будто ему стыдно, что там есть его имя, но нет смысла отрицать очевидное.
— Мое имя тоже там есть. — Трей опять хлопнул меня по руке.
— Эй, хватит! — Я потер руку.
— Сам перестань. У тебя такая тупая улыбка, как будто ты уже выиграл и сейчас позируешь для папарацци.
— И что такого? — Я улыбнулся шире, чтоб досадить ему еще больше, и немного помахал, как люди на парадах. Как раз в этот момент в знак подтверждения щелкнула чья-то камера.
— Ты не должен жить, — сказал Трей.
— Ну, спасибо. — Я думал проголосовать за Трея, просто чтобы быть милым. Трей был хорош для забавного разнообразия, но не был одарен по части внешности. В его семье тоже не было никого особенного: его отец был врачом или что-то вроде. Результаты голосования, наверно, опубликуют в школьной газете, и было бы очень неловко, если бы Трей оказался последним или вообще не получил бы голосов.
С другой стороны, было бы здорово, если бы я обогнал в два-три раза следующего по списку. И к тому же, Трей боготворил меня. Настоящий друг хотел бы, чтобы я выиграл по-крупному. Отец научил меня ещё одной вещи: «Не будь дураком, Кайл, ищи выгоду и в дружбе, и в любви. Потому что, в конце концов, ты поймешь, что единственный человек, который тебя на самом деле любит — это ты сам».
Мне было семь или восемь лет, когда он впервые сказал это, а я спросил: «А ты, пап?»
— Что?
— Ты любишь… — Меня. — Нас. Свою семью.
Прежде чем ответить, он долго смотрел на меня.
— Это другое, Кайл.
Больше я никогда не спрашивал его, любит ли он меня. Я знал, что в первый раз он сказал правду.
Я сложил свой избирательный листок так, чтобы Трей не увидел, что я проголосовал за себя. Конечно, я знал, что он тоже голосовал за себя, но это было другое.
В этот момент раздался голос из глубины комнаты.
— Какая мерзость!
Мы все обернулись.
— Может, кто-то вытер сопли о парту, — прошептал Трей.
— Ты что ли? — спросил я.
— Я больше этим не занимаюсь.
— Мерзость, — повторил голос. Я оборвал разговор с Треем и посмотрел в сторону, откуда слышался голос, там сзади сидела эта сумасшедшая девчонка-гот. Она была толстой, одета во что-то вроде черного балахона до пят, который обычно можно увидеть на ведьмах или террористах (у нас в Таттле нет формы; родители взбесились бы, если бы их лишили возможности покупать «Дольче и Габбана»), и у неё были зелёные волосы.
Определённо, крик о помощи. Странно, я никогда не замечал её раньше. Большинство людей здесь я знаю всю свою жизнь.
Временный учитель был слишком туп, чтобы проигнорировать её.
