Грейс помнила все это так отчетливо потому, что многие из авторов, находящихся на ее попечении в рекламном отделе издательства «Хатто и Хатто», постоянно обращали ее внимание на успехи Дженкс. Это был молчаливый намек на то, что они заслуживают такого же восторженного приема и только Грейс виновата в его отсутствии. Генри Мун, несмотря на полное отсутствие культуры поведения или, скорее, часов, по которым он мог бы определить, на сколько опаздывает, оставался, наверное, единственным из авторов «Хатто», не считавшим, что лишь некомпетентность Грейс мешает его всемирному признанию.
— В любом случае, — протянула Бристольз, — «Ветрогон» уже получил свою долю наград. Например, издательство «Дино-Род» объявило его книгой года. От журнала «Типп-экс» нам досталась премия «Лучший редактор года», а сейчас мы ждем, что рекламное агентство «Спуд-ю-лайк» провозгласит лучшей нашу пиар-кампанию…
Тридцать на пятнадцать в ее пользу, подумала Грейс.
— Да, я слышала, что в этом году все комитеты столкнулись с одной и той же проблемой — очень низким уровнем представленных работ, — с милой улыбкой остановила ее Дженкс.
По тридцати.
— …не говоря о том, что тираж «Ветрогона» в бумажном переплете достиг полумиллиона, — закончила Дженни, откидывая назад свои кудри, похожие на пучок соломы.
С такими гонорарами, подумала Грейс, можно было найти более приличный кондиционер.
Она отметила, что на щеках Сэсси появились красные пятна злости. Сорок на тридцать; Бристольз сделала подачу на вылет. Все знали, что признание литературных кругов, которого удостоилась Дженкс, выводит из себя Бристольз; но также было общеизвестно, что огромные продажи Дженни Бристольз просто бесят Сэсси Дженкс.
— Насколько я слышала, вас можно поздравить с номинацией на премию «Худшая постельная сцена года», — мгновенно взяв себя в руки, проворковала Сэсси. — Говорят, у вашего «Мертвого мозга» тут не будет достойных соперников.
Вничью, подумала Грейс. «Мертвый мозг», последний роман Дженни, расходился феноменальными темпами. Грейс ежедневно имела счастье лицезреть в метро огненно-розовые рекламные плакаты, от которых горела сетчатка; призывная фраза «Спешите купить сводящий с ума бестселлер, действие которого разворачивается в сексуально-скальпельном мире нейрохирургии» прочно впечаталась в ее сознание. Однако она впервые услышала о том, что книга выдвинута на соискание самой громкой литературной награды, награды, которой каждый автор боится как огня, — ежегодной премии, присуждаемой журналом «Литературное обозрение» за самое ужасное описание постельной сцены в художественном произведении.
Вручаемая каждый год в баснословно шикарной обстановке, эта самая знаменитая из литературных премий неизменно вызывала дождь насмешливых газетных публикаций. Исходя из того, что известность и премии — это именно то, о чем мечтают все писатели, Грейс недоумевала, почему они всеми силами открещиваются от «Худшей постельной сцены».
У Дженкс больше, подумала она, пряча улыбку в вино, количество которого в ее бокале уменьшилось до угрожающего уровня. Оглянувшись в поисках официанта, Грейс обнаружила, что в этом она не одинока. Бет Оллардис, книжный обозреватель могущественного глянцевого журнала «Светило», беспомощно озиралась вокруг с пустым бокалом в руке.
Лоб Бристольз пересекли морщины раздражения. Замешкавшись на секунду, она снова выпустила дым из обеих ноздрей прямо в лицо Дженкс.
— Да, это просто замечательно, вы не находите? — просияла она, обнажив все свои зубы. — «Худшая постельная сцена» — это просто фантастическая честь. Я так рада, тем более в этом году, по слухам, премию снова будет вручать сам Мик Джаггер, и я с ним наконец познакомлюсь.
— Бет! — Грейс вздрогнула, услышав внезапный вопль Сэсси. — Сколько лет, сколько зим!
Снова ничья, подумала Грейс, увидев, как лицо Бет Оллардис затянулось рябью смятения. Сэсси и Дженни, отталкивая друг друга локтями, на всех парах устремились к ней.
— Мы с вами уже встречались, — агрессивно заметила Дженни, снова оскаливаясь. — Дженни Бристольз. «Ветрогон».
Теперь больше у Бристольз, подумала Грейс. Определенно, Дженни получила серьезное преимущество.
— И главный кандидат на премию «Худшая постельная сцена года», — елейным голосом добавила Сэсси.
Ничья. Грейс перевела взгляд на Бристольз, однако в выражении лица Дженни что-то было не так. В прошлый раз она не поддалась на эту провокацию; так почему же, недоумевала Грейс, Бристольз так завелась сейчас? Выпучив глаза, она широко раскрыла рот — не то кривая ухмылка, не то оскал агонии. Ее руки были напряжены, а кулаки судорожно сжаты.
Опустив взгляд ниже, Грейс увидела, как у самого пола стальной каблук-шпилька Дженкс, похожий на острый стилет, впился прямо в большой палец на ноге Бристольз. У нее на глазах стилет повернулся. Кажется, этот гейм за Дженкс, подумала Грейс, когда Дженни, отпихнув Сэсси, заковыляла прочь с лицом, искаженным болью и ненавистью. А также сет и весь матч, заключила она, когда по торжествующему лицу Сэсси маслом разлилось удовлетворение.
Внезапно кто-то похлопал ее сзади по плечу:
— Привет, Грейс.
— Генри! Черт побери, где ты пропадал?
Густые черные волосы Генри Муна, как всегда, торчали во все стороны. Под глазами темнели бурые мешки, а сверху нависали массивные брови толщиной с палец. В целом получался такой эффект, будто его органы зрения попытались спрятаться. Это впечатление лишь усилилось, когда Генри искривил рот в улыбке размером с дольку арбуза.
— Какой-то ты весь помятый, — постаралась как можно строже произнести Грейс.
Теоретически рассердиться на Генри — проще простого, но в реальности сделать это почти невозможно. Чего стоил один его вид — кожа Генри была натянута на высокий, широкоплечий каркас, будто холст на подрамник. Грейс никак не могла представить себе его одного, с рюкзаком за плечами, как он бродит по Гималаям в поисках потерянного легендарного племени, которое совершало ритуальные песнопения, сидя вокруг костра с камешками во рту. Однако Генри там был, результатом чего стала книга «Сосущие камни» — «Мечты, драма и дизентерия; последний из джентльменов-исследователей бросает вызов силам природы и себе самому», как написала Грейс в пресс-релизе. Она долго возражала против дизентерии, но Генри настоял на своем.
— С дизентерией звучит не так серьезно, — заявил он.
— Но ведь это же серьезная книга, — пробовала возразить Грейс. — А ты серьезный исследователь.
— Вовсе нет. То есть да, я исследователь. Но несерьезный.
А уж к рекламе своей книги, как убедилась Грейс, он относился еще менее серьезно, чем ко всему остальному. Она никак не могла заставить его смотреть на это иначе как на забавный казус в лучшем случае или мягкое издевательство в худшем. Даже когда организаторы литературного фестиваля в Сент-Меррионе, к которым Грейс обратилась в полной уверенности, что из ее затеи ничего не получится, выразили свой интерес и пригласили Генри рассказать о «Сосущих камни», он, похоже, не придал этому никакого значения. Более того, Генри отнесся к приглашению настолько рассеянно, что за несколько часов, прошедших до его волшебного появления, Грейс успела проникнуться уверенностью, что он напрочь забыл о фестивале.
