Когда татарин появился в магазине, кто его нанимал, косноязычного и оттого молчаливого, – никто ровным счетом ничего не знал. Куда запропастилась трудовая книжка, должная лежать в сейфе незыблемой святыней, – тоже было покрыто неизвестностью. Магазин уже десять лет как принадлежал нынешнему хозяину, а до того им владело государство, называя предприятие торговой точкой № 49…
А любил Илья рыбу. Просто рыбу. Любил ее не осознанно, как люди любят кошек или собак, умиляясь отзывчивостью и просто возможностью любить за так; а привечал чешуйчатых какой-то частью своего темного, дремучего подсознания. Он мог часами наблюдать за шевелением серебряных тел в аквариуме, смотреть, как рыбины аккуратно сталкиваются телами, словно чешутся друг о друга или ласкаются. Ему нравилось, как дышат жабры, раскрываясь, будто раковины, открывая на обозрение алую внутренность, как всплескивают хвосты, как вздуваются пузыри сквозь губастые рты… Но надо заметить, что вся эта неосознанная любовь, или пристрастие, распространялась лишь на рыб больших, могучих, чьи тела несли в себе килограммы здорового мяса, наросшего на мощных костях, чьи лобастые головы тыкались в стекло аквариума, словно бычьи… Всякая же мелочь, как глупая плотва, речной окунь или ерш с ядовитым плавником, разваривающиеся в ухе в кашу на первой же минуте, не вызывали в Илье ровным счетом никаких чувств. Такое отношение бывает обычно у людей к привычным насекомым, в постоянстве ползающим под ногами, жизнь не портящим, но и не украшающим. Например, к муравьям…
Видал татарин рыб и экзотических. Такие продавались в специальных зоологических магазинах и своим цветовым многообразием лишь удивляли слегка Илью, как салют на праздник, в остальном же он считал тепловодных необязательной формой жизни, каковых в мире существовало великое множество, а оттого и внимание нечего заострять.
Лишь однажды в маленьком зоомагазине Илья рассмотрел в аквариуме небольших рыб под названием пираньи, чьи рты были сплошь усеяны острыми зубами, непропорционально длинными, если сравнивать с общим размером тела. На прилавке лежала прокламация, в которой объяснялась со всевозможными прикрасами невероятная хищность рыб, способных небольшой стайкой сожрать в течение десяти минут взрослого человека. Конечно же, это реклама, решил Илья, но рыбьи зубы, крючковатые и хищно белые, вызывали в татарине любопытство, даже некий страх, и он приобрел пяток иностранок для эксперимента.
Утром следующего дня пять особей семейства пираньих были погружены в магазинный аквариум, где в утренний час безмятежно плавали жирные карпы, распустившие толстые животы в ленивом ожидании своей участи.
То, что произошло далее, совершеннейшим образом повергло Илью в чувство крайней подавленности и, можно сказать, нестерпимый шок.
Сначала в аквариуме ничего не случилось, первые минуты карпы плавали сами по себе, пираньи сновали стайкой из угла в угол, словно обживаясь на новом месте, тыкались зубами о стекло, клацая, словно вилками, и глядели жесткими глазками на Илью.
Реклама, еще раз уверился татарин. Не сожрешь человека так запросто!
Он уже хотел было заняться привычными своими обязанностями, как вдруг в водной среде произошло какое-то неуловимое движение. Пираньи сбились в стайку и несколько раз в полном синхроне обернулись вокруг собственной оси. Раз, два, три… Затем рыбки приподняли свои хвосты, опустив ко дну селедочные головы с зубами-иголками, и с минуту находились в таком положении, совершенно недвижимые. Казалось, что рассматривают они старого карпа, отдыхающего на дне аквариума. Карп был слегка подранен сачком, и его бок выделялся на сером фоне розовым мясом, сочившимся кровью. И вероятно, не столь было больно рыбе от раны, как она просто покоилась в стороне от собратьев, как заболевший от здоровых. И вдруг, словно по команде, вся немногочисленная стайка рванулась в слаженном порыве ко дну. И столько стремления, столько хищного полета стрелы было в этом движении, столь огромная развилась скорость, что татарин Илья на мгновение отпрянул от аквариума, а когда вернулся к нему, пятерка хищников уже рвала своими зубами-крючьями розовое мясо обезумевшего от боли карпа, пытающегося мощными ударами хвоста отогнать от себя маленьких убийц. Все вскипело в аквариуме! Вихрями гуляла муть, поднятая со дна, шарахались в разные стороны остальные обитатели… Но глупая рыба своим крошечным мозгом уже понимала, что конец ее близок, что огромные куски мяса, вырванные из живота, пожираются вместе с нежной печенью незваными пришельцами, которые через мгновения принесут ему, пятилетнему самцу, никогда и никого не боявшемуся, неминуемую смерть, мучительную и никчемную; а оттого большая рыба безвольно смирилась со своей участью, перестала бессмысленно колотить хвостом и завалилась на бок, уставив обреченные глаза к поверхности… Остальные обитатели аквариума, такие же жирные карпы, забились в дальний угол резервуара и наблюдали за диким концом своего собрата, чмокая глупыми губами. Клубилась в темной воде алая кровь, метались пираньи, раздирая на куски остатки сочного мяса, и уже через минуту на нечистое дно аквариума опустился обглоданный до белизны скелет карпа-полустарка.
– Эх! – выдохнул Илья, приходя в себя после увиденной картины. – Так вот!..
Ту же картину, что и татарин, наблюдала продавщица мясного отдела. Ей увиденное пришлось по вкусу, и она ожидала, что новые рыбки проделают такую же процедуру и с другими карпами, а значит, время до обеденного перерыва обещало быть интересным.
– Экспериментатор! – молвила продавщица вслух.
Но татарин не оправдал ожиданий. Как-то быстро вскочив на ноги, он схватил сачок, зачерпнул им темные воды и в одно движение выловил всю стайку пираний, чьи челюсти еще по инерции клацали, пытаясь перегрызть капроновые веревки, из которых был связан сачок.
– Ищь! – воскликнул татарин и со всей силой ахнул сачком об пол.
Вывалившись из сетки, рыбки запрыгали по кафельной плитке, а Илья в жутком порыве принялся топтать их хищные тельца каблуками ботинок, стараясь расплющить железными подковками-набойками экзотические создания. Казалось, татарин впал в какое-то исступление. Он без устали давил хищников с хрустом, словно мстил за отечественную рыбу, поруганную иностранным завоевателем, пока от пираний не осталась лишь кашица, смешанная с рядовой грязью.
– Ия-уу-а! – провыл Ильясов как-то страшно, отчего его лицо сделалось еще более желтым, а губы искривились в странной улыбке. – Ищь ты! – пришептывал он. – Ищь!..
Сумасшедший! – убедилась продавщица мясного отдела, а вслух сказала, что свои поганые эксперименты нужно проводить не на имуществе, которое принадлежит частному хозяину, а на своем вонючем сомике, что плавает в отдельном аквариуме, стоящем под прилавком. Уж мы-то знаем про этого сомика! Знаем-знаем!..
Надо сказать, что таковой действительно имелся. Сомик был привезен под праздник вместе с карпами совершенно случайно в машине «Свежая рыба» и сгружен в общий аквариум, где его немедленно обнаружил Илья. Сомик был относительно небольшой, килограммов на восемь, с длинными усами и приплюснутой мордой, чем-то неуловимо напоминающей лицо Ильи.
Татарин мгновенно проникся к нему неясным чувством и, мямля невразумительно, попросил у хозяина разрешения купить необычную для их магазина рыбину в собственность. Хозяин лишь пожал плечами и согласился продать сомика за цену, тождественную карповому весу. Некоторые из продавцов было возмутились, почему именно Илье было позволено выкупить сомика, всем хочется к празднику такую рыбину, но кто-то заметил, что сомы отдают тиной и что рыба эта сорная, никчемная, даже для жарки не годится, ибо излишне жирная и вонючая, как сожженная резиновая покрышка.
