– Ты по-прежнему замечательно рассказываешь, – сказала Мишель. – Знаешь, русский напоминает тебя лет десять назад. Так же интересно рассказывает и такой же нежный и добрый. Жаль, что именно он попался на твой крючок.
– А что, он действительно так нежен? – поинтересовался Тичер.
Глаза Мишель заблестели.
– Да, похоже, ты действительно влюблена. А знаешь, если бы русский был обычный турист, пожалуй, я бы даже порадовался за тебя. В конце концов, сорвать денег да еще по любви – это же здорово! Но бизнес исключает чувства, Мишель. Хотя… – заметил негр, – это даже хорошо, что ты его полюбила. Значит, у русского нет сомнений в том, что ты – внучка Грегорио Фуэнтеса[7]. Но завтра все закончится, ты понимаешь это? – положил он ладонь на руку девушки.
– Понимаю, – ответила она, отводя глаза в сторону.
– Нет! – Негр резко потянул Мишель к себе. – Ты понимаешь, но протестуешь в душе. А этого я не могу допустить. Слушай внимательно, потому что все, что я скажу, имеет прямое отношение к тому, как ты будешь жить дальше.
Мишель повернула лицо к Тичеру.
– Да, наверное, он неплохой парень, этот русский loco, – продолжил негр. – Но мало ли на свете неплохих людей? Мир от этого не становится лучше. Потому что этот мир не для них. Им все обещано там, – он махнул рукой в небо и повернулся лицом к заливу. – Видишь, как широко Иисус распростер руки? Он примет их в свои объятия, даже если они ничего не станут для этого делать. А нам… Нам Христос лишь разводит руками, разве не так?
Негр сделал глоток пива, не отпуская руки Мишель.
– И что же остается делать, спросишь ты? – продолжил он. – Не так уж и много. Просто подбирать деньги за теми, кто их разбрасывает. Разве все эти туристы не сами отдают доллары за твою красоту, которой они наслаждаются?
– Это правда.
– Вот видишь! Выбрось из головы любовь, Мишель. Завтра мы закончим с русским и заживем так, как нам хочется. Какой я, к черту, сутенер! – усмехнулся негр. – Ты ведь знаешь, что всю жизнь я собирал книги.
– Признался все-таки, – улыбнулась креолка.
– Но и ты не лучшая наездница, согласна?
– Нет, нет, нет, – решительно произнесла Мишель.
– Что «нет»? – растерянно спросил Тичер.
– Нет! – еще раз повторила Мишель и добавила, расхохотавшись: – Я не стану с тобой спорить.
Негр не удержался и тоже рассмеялся.
– Вот это мне нравится, – сказал он вскоре. – Это та самая Мишель, которую я когда-то любил. Да… А теперь мне приходится продавать твою любовь туристам. Думаешь, мне это нравится? Я, знаешь, тоже хочу писать книги. Думаю, у меня неплохо получится, как считаешь? В этой голове, – погладил негр свою курчавую седую макушку, – столько историй, что хватит на несколько толстых книжек.
– Надеешься, что кто-то станет печатать твои истории? Это же Куба, Тичер! Да здравствует революция, да здравствует Фидель!
– Это сейчас, Мишель, это сейчас… Ты ведь знаешь, что все изменится. Почему я собираю книги? Потому что настанет день, и туристы бросятся скупать то, что сегодня считают макулатурой. А пока книги ищут только романтики. Знаешь, почему я выбрал русского? Я видел, как он рассматривает мои книги, как листает страницы и вдыхает их запах. Я наблюдал, как он гладит пальцами гравюры, и уверяю тебя, так нежно можно гладить только любимую женщину. И тогда я понял, что такой женщины у него нет.
– Да, он самый нежный мужчина, которого я знаю. Поэтому мне жаль, что он попался на твой крючок, – еще раз с сожалением сказала Мишель.
– Наоборот, ему здорово повезло! – возразил негр.
– Вот как?
– Мишель, ты плохо училась в школе. Я твердил вам одну простую вещь: в жизни нельзя расслабляться, потому что вокруг сотни людей, готовых поставить подножку и размазать тебя по земле, как кусок дерьма Они даже не станут вытирать обувь, чтобы все почувствовали, как воняет тот, кого они размазали. И если этот русский парень до сих пор выжил, то только благодаря отчаянному везению. Возможно, скоро он станет смотреть на жизнь иначе.
– А если нет?
– Ну, тогда он последний романтик, – пожал плечами негр, допивая пиво.
Жара медленно отступала из старой Гаваны, уступая место долгожданной прохладе, и на Малеконе уже появлялись первые девочки, еще зевая и почесывая спины чуть выше лениво колышущихся ягодиц, поглядывая по сторонам и прикидывая, где лучше устроиться в ожидании скорого вечера.
– Как поступили бы с ним другие наездницы? – кивнул негр в их сторону. – Так же, как и всегда: крутили бы задницами и трясли с него деньги, пока русский не спустит все, что у него есть. А он будет думать, что жизнь – это веселая штука, которая стоит того, чтобы отдать пять тысяч долларов за пару недель такого веселья. Но если парень поймет, как все обманчиво, есть шанс, что он примет жизнь такой, какая она есть на самом деле. И даже сможет принести обществу пользу, потому что по сути он не прожигатель жизни, а искатель смысла. Но смысл можно постичь только через разочарование.
– Решил прочитать мне урок? – с иронией поинтересовалась креолка.
– По режиссуре, – подмигнул ей Тичер. – Мы ставим спектакль, Мишель. Поверь, он будет роскошным. Все эти шлюхи, которые называют себя наездницами, участвуют в дешевых пьесах, поставленных бездарными режиссерами. Но ты, Мишель, играешь на настоящей сцене. Ты – звезда, ты – прима, ты – Алисия Алонсо![8]И сейчас, когда осталось только забрать деньги, ты способна потерять голову от любви к этому русскому?!
Негр говорил горячо и вдохновенно.
– Он все равно улетит, Мишель. Ты забудешь его, русский забудет все, что с ним приключилось на Кубе, но деньги останутся. Найдешь себе толкового парня, выйдешь замуж, отстроите твой домик в Гуанабо, возьмете лицензию, станете принимать туристов и спокойно жить на берегу океана – в достатке и тишине.
– Ты хотел узнать, сколько у русского денег? Я узнала. Теперь говори, что делать дальше, – сказала Мишель.
– Дальше? Дальше русский сам отдаст тебе свою карточку, назовет ее код, отвезет в банк и даже поможет упаковать деньги.
– Смеешься?
– Не веришь?! Напрасно… Мафия, вкладывая деньги в отель «Националь», тоже не верила, что на Кубе случится революция, однако же случилась.
– Это разные вещи, Тичер, – с сомнением произнесла Мишель. – Одно дело вытягивать деньги из туриста, когда мозги в его голове танцуют сальсу, совсем другое – когда не ясно, в кого он больше влюблен, в тебя или в рукопись.
– Это то, что нам нужно. Русский думает, что любит внучку друга Хемингуэя, а значит, верит, что рукопись подлинная. Он не допустит, чтобы ты ее продала. Нам осталось сыграть последнее действие, и я хочу, чтобы оно было сыграно блестяще. У тебя не должно быть никаких сомнений в успехе. Честно говоря, поначалу я тоже сомневался, что выйдет что-нибудь стоящее, а теперь уверен – мало кто сможет отличить эту рукопись от настоящей. А знаешь, что было самым сложным в этом деле? Мишель покачала головой.
