А Блэнфорд все говорил и говорил: — Дорогая моя, ты можешь выставить меня на обозрение в стеклянном ящике у дверей вашей приемной и наклеить этикетку: «Человек, вернувшийся с того света — примат прямостоящий!»
Ах! Ей ли не знать, что науке не интересен счастливый исход — это привилегия искусства! Сатклифф частенько напевал:
Слов не хватало для любимых тем,
Похоже, что одеты темы не совсем.
Когда интуиция облечена в жесткие рамки догмы, она исчезает, поэтому они не стремились к устойчивости, хотя и молились о большей, еще большей проницательности, которая хорошо тренирует сердце. До чего же скучным казалось теперь все, что было «прежде», все эти неуместные страсти и обветшалые привязанности. В Камарге на веранде своего домишки они молча наблюдали за приходом ночи и за светлячками, мелькавшими, словно мысли, которые мгновенно вспыхивают и столь же быстро исчезают. Заодно она делала заметки для статьи — как специалист по психоанализу — о забытом романе «Сексобезумец» (закоснелая наивность любовных сцен придавала ему курьезно порнографический налет). Чтение романа очень повеселило обоих. Очевидно, что написан он был женщиной, и Констанс собиралась доказать этот факт (нигде не подтвержденный) единственно на основании психоаналитической — то есть сексуальной — подоплеки текста. Блэнфорда поражало, стоило ему задуматься об этом, сколь многому она научила его, даже в физическом смысле. Ей было известно, что приапический союз, то есть соитие — это сила, подготавливающая поле, на котором для будущего, например, для будущего ребенка, гарантирована опора в реальной жизни. Она могла сказать полушутя: «Теперь ты знаешь, что делаешь, когда мы с тобой совокупляемся, и отныне ты не сможешь бросить меня, ибо это опасно для твоей интуиции! Для твоего искусства, для торговли дыханием, кислородом! У нас это есть, дорогой! Одновременный оргазм дает тебе место между смертью и возрождением, где творится прошлое и будущее. Суть в том, чтобы поймать это ощущение одновременно. Ну а между рождениями — оргазм по сути театр теней на стадии куколки — мы существуем в форме пяти сканд,[7]что представляет некую совокупность, партию, серию, скопление… Сканды соединяются для формирования человека, который получается в результате и создает quinx в силовом поле, то есть пятиэлементное существо с двумя руками, двумя ногами и кундалини!»[8]
— Ладно, — отозвался он не без иронии в голосе, — в грядущем будет актуальна сказка о Спящем Красавце, и его разбудит женщина! Их тропинки соединятся и раздвоятся по приказу природы. Истина в нашем, человеческом, понимании, будь она проклята, должна, к тому же, проникнуться исконной беспечностью природы, чтобы чудо произошло. То есть нужно перестать тревожиться и начать импровизировать! Естественно, любовь может быть сведена к приятному времяпрепровождению, однако тогда ни длина волн, ни масштаб взрыва не разбудят творческую активность души или ее интуицию. Разрядка сама по себе не может ничему научить!
— Оставь меня. Только не очень надолго. Ты должен сосредоточиться на том, что собираешься сделать.
— Знаю, — отозвался он. — Не видать мне счастья, пока у меня не получится то, чего я добиваюсь — стать серьезным, но без излишней ходульности. (Надо бояться злобности излишней добродетели!) Если бы я мог соорудить стройное здание системы, то она указывала бы пальцем на обособленную личность как на нечто весьма сомнительное — «потому что мы члены друг другу», становитесь «частью друг друга», pièces détachées![9]
— Что еще? — спросила она в любовном упоении.
— Произнеси речь в защиту сосуществования разных временных отрезков в человеческой фантазии. Наконец-то поработай серьезно с любовью человека, которая есть йоговая мыслительная форма, рулевое колесо человеческого корабля дураков, ибо в блаженной амнезии, которую мы только что с тобой испытали, скрывается пятиэлементная правда о человеческой сути. А тем временем текст явит высокую изобретательность и выскажет мольбу о блаженстве как объекте искусства. Я мелю чушь? Что ж, тогда это эйфория!
На самом деле он был прав насчет нарушенной хронологии — история ведь не прошлое, а то, что должно вот-вот произойти. Колеблющаяся часть реальности! Он бы лишился рассудка из-за всех этих разговоров о другой версии реальности, если бы не ее притягательная красота и не поистине уникальная духовная сила.
— Хочешь сделать что-нибудь хорошее без морализаторства, — сказала она, — тогда пиши стихи.
Он как раз и сам подумывал о том, что, возможно, вскоре решится это сделать.
— Скоро вам захочется написать о женщине как некой разновидности плацебо[10]— терапевтическое воздействие очевидно, даже если она не богиня, а обыкновенная женщина! (Это прозвучало немного ревниво, но, наверно, Сатклифф действительно ревновал.)
— Она сказала: это костюмная репетиция для чего-то более глубокого, скажем, смерти, которая становится все ближе и ближе, потом настает и в одно мгновение возрождает в нас вселенную. Если знаешь это, то знаешь, что все можно простить, и не будешь принимать слишком серьезно никакие из прегрешений. В сущности, каждого промывают ради золотых песчинок.
— Ненавижу такое морализаторство, — отозвался он, — потому что оно отдает лицемерием. Я хочу быть плохим, да, плохим. В этом тоже заключена своего рода любовь — разве нет? Я знаю, ты думаешь о философе Демонаксе,[11]но был ли он прав, когда сказал, что никто не хочет быть плохим? Надо спросить Сабину.
Словно по заказу, Сабина оказалась неподалеку, сидела за столом на балконе, как всегда с колодой карт, по которым читала будущее. За работой она курила манильскую сигару — гадание в самом деле тяжелая работа. Она сказала:
— Все обстоит лучше, даже если принять во внимание вселенную, ведь Процесс в целом, пока он происходит естественным путем, обходится без боли, опасений, напряжения. Лев может миролюбиво лежать рядом с овечкой — лишь опасения вызывают страх, приводят к войнам. То же и у нас. Любовь и страсть — это формы духовного притяжения, которыми девушка — инстинктивно — знает, как управлять, — атаки и толчки сексуального и бисексуального чувства, милая старая Эдипова компания. Но стоит это понять, и печаль обеспечена — ужас от осознания бессмысленности всего сущего только возрастает. Но реальность может обернуться настоящим блаженством, если вы сами этого захотите. Констанс следует вычистить из вас детские желания, активизировать стремление достичь Просветления, позаботиться о вашей интуиции, пророческом даре и вдохновении и вселить радость в ваше сердце!
