Благодаря злому умыслу архитектора учительская расположилась по соседству с кабинетом директора.
Хоть директор и имел покладистый характер, педагогический коллектив, с присущим ему совковым менталитетом, все равно неуютно чувствовал себя вблизи начальства.
Ни шкафов, ни часов, ни календаря, ни каких-либо плакатов в учительской не было. Ничего, кроме столов и стульев. Да еще электрический чайник и кружки.
В учительской сидели две женщины и пили чай. Постучавшись, Готов вошел.
— Здравствуйте. Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.
Женщины поздоровались, но не представились. Учителю это не понравилось, он повторил:
— Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.
Женщины второй раз сказали «здрасьте» и переглянулись. Готов стал жестикулировать, причудливо изгибаясь, и говорить с сильным английским акцентом:
— Я есть Готов… май нейм из Готов. Я есть учитель… Го-то-в. Я есть быть преподавать в этот школа. Меня зовут Готов. Предмет хистори, как это по-вашему?.. э-э-э… ноу, ноу, ноу… А! История! Андестенд?
Они захихикали, отпили из кружек чай, посмотрели друг на друга и в удивлении высоко подняли брови.
Готов всплеснул руками:
— У вас тут что, все такие? О, майн гот! Куда я попал?! Вы по-русски разговариваете? Можете сказать, как вас зовут? Я Готов, не Котов, а Готов. Ударение на первый слог. А вы кто?
— Донец Людмила Николаевна, русский язык и литература.
— Мышкина Анна Валерьевна, музыка.
— Наконец-то, разобрались, — радостно вздохнул Готов. — Я уж думал, вы дауны. Чайком угостите?
Мышкина налила из электрического чайника кипяток в кружку с пакетиком и протянула новому сослуживцу.
— А сахар где? А печеньки? — спросил он.
— Мы так, без всего, — сказала Мышкина.
Готов подул на чай и попытался вытащить пальцами пакетик из кружки:
— Ай, с-с-су-у-у… горячо! Ложек даже нету! Пакетики надо с веревочкой покупать! Где вы только такие дореволюционные берете?! Не-е-е, не возродится Россия провинцией.
Мышкина и Донец внимательно рассматривали нагловатого коллегу. В их взглядах присутствовали как интерес, так и опасения.
Готов словно почувствовал эмоции женщин:
— Не бойтесь. Сработаемся. Еще не с такими приходилось срабатываться. Нервишки у меня ни к черту. Что есть, то есть. Это после того, как меня с прежнего места ушли. Я тогда директору в рожу харкнул и пнул ногой в голову.
— За что? — удивилась Донец.
— За справедливость. Терпеть не могу несправедливость. Они там со своей шайкой такие махинации проворачивали. У-у-ух! Я директора на ковер… я ведь не учителем каким-нибудь работал, а зам. начальника ОблОНО. Вызвал, значит, на ковер, требую объяснений. А он смеется. Ничего, говорит, ты мне не сделаешь, у меня, говорит, связи ого-го, вплоть до губернатора. Я, конечно, не стерпел: врезал ему как следует, а меня на следующий день с должности снимают… и практически выживают из города. На работу никто не берет, мафии их боятся. А ведь я кандидат педагогических наук. Да, не удивляйтесь. Был бы я Сталиным, я бы, знаете, под какой формулировкой их наказал? «Дело учителей». Эх, спасибо вашему директору, Владимиру Константиновичу, не бросил в беде старого друга. Мне сейчас школа квартиру снимает. Хорошую, однокомнатную, с телефоном. Участь борца за правду. А теперь, милые мои, расскажите-ка мне, что да как. Я в школах практически не преподавал, только в университетах да на начальственных должностях просиживал.
Донец ввела Готова в курс дела.
Первое сентября
Готов зашел в класс. 5-й «Д» внимательно разглядывал нового классного руководителя. На столе лежала гора из гладиолусов и астр.
— Извините, что опоздал на торжественную линейку, — с усмешкой сказал учитель. — Я проспал… Кто, интересно, придумал имбецильный обычай строиться первого сентября? За цветы спасибо, только они мне нах не нужны.
Он открыл журнал и уставился на ребят.
— Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Рудольф Вениаминович. Как зовут вас, мне совершенно безразлично. Чтоб вы знали, я не люблю работать с малолетками, меня больше взросляк вставляет. Ясно?!..
Готов собрал цветы и аккуратно расставил в мусорном ведре.
— Воды надо будет налить… М-м-да, пожалуй, приступим. С сегодняшнего дня мы начинаем изучать «Историю отечества». Предмет интересный, но я постараюсь, чтобы вас от него тошнило.
Класс засмеялся.
Готов продолжил:
— Молодцы, с чувством юмора. Да только я не шучу, в детстве отучили. Предупреждаю сразу, чтобы потом без обид. За непослушание, дерзость, наглость, глупость и дебилизм буду бить. Бить жестоко, долго, сильно. И еще, попробуйте скажите, что я не имею права. Для меня закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так. Закон — он что дышло… Мне ничего не стоит подложить вам наркотики и вызвать милицию. А справедливость… мораль… — чушь, сентенции. Бабка надвое вилами на воде написала. Почему все считают, что учитель за учеников должен горой стоять? Ваши проблемы — не мои проблемы. Своя рубашка к телу липнет. Все, кто заходят в этот класс, попадают под мою юрисдикцию. Здесь я и Библия, и Коран, и административный и налоговый кодекс, и перечень правил поведения гимназиста. Для вас я вселенский разум, нечто всеобъемлющее, перст судьбы. Я игрок — вы мячи, я покупатель — вы продукты, я кишечник — вы… словом, вы… вот так вот. И запомните это а-а-а-ась и на всю жизнь!!! Вопросы?
— Можно выйти, — поднял руку мальчик с «ежиком» на голове.
— Нет!
— Почему?
— По кочану, — твердо сказал учитель.
— Я в туалет хочу, — не переставая трясти рукой, канючил мальчик.
— Все хотят. А что ты там будешь делать?
— Мне очень надо.
— «Памперсы» забыл? Иди, боговый. Позор галактики.
Мальчик выбежал, а сосед по парте, веснушчатый рыжик, ринулся за ним.
Готов перехватил школьника в дверях:
— Ты куда?
— А я тоже, — пролепетал рыжик.
— Кто тоже тот… у того проблемы с питанием решены, — наставительно заметил учитель. — Сядь на место. Вижу, что воспитание в младшем блоке ни к черту. Ничего, исправим ошибки прошлого. Достали ручки, тетрадки, промокашки, что у вас там… Запишем ряд пословиц о труде. Чтобы хорошо учиться, следует неукоснительно соблюдать их. Пишем… Кто ходит в школу по утрам — тот поступает мудро, потому что, если вы пойдете вечером, школа будет закрыта и вас никто туда не пустит. Записали? Следующая… Без применения определенного усилия средний человек вряд ли способен извлечь из водоема некие существа, с хвостом и чешуей, которые, будучи подвергнуты термической обработке, образуют всеразличнейшие блюда, будь то уха или шпроты. Дальше короткая. Делу век — потехе годы. И в заключение… Я не буду читать помедленнее, как хотите, так и успевайте. Пишем. Рассматривая камень, лежащий на середине ручья, невольно себя спрашиваешь: а протекает ли данная жидкость под ним? И исходя из соответствующих опытов, рисуется ясная картина, что нет, не протекает.