— Синьора, вас к телефону.
Я подошла, и красивый голос старательно произнес по-английски, возможно решив, что вчера я его не поняла:
— Не могли бы мы встретиться завтра, вдвоем?
— Не знаю, — промямлила я. — Скорее всего, завтра я уеду в Неаполь.
— О, — вот и все, что он ответил.
— Сожалею, — я повесила трубку.
Мы не уехали в Неаполь ни на следующий день, ни позже, завтракали в полюбившемся кафе, и каждое утро встречали Питера Селлерса. Лично мы не общались. Только по телефону. Я по-прежнему отказывалась от свидания. На пятый день — в пятницу — в наш последний полный день в Венеции, я и мои друзья провели утро в «Флориане», нанося на карту маршрут нашей поездки, потягивая «Просекко» и горький густой шоколад, осветленный «Гран Марньер». Мы решили не идти на завтрак, а приберечь свой аппетит для прощального обеда в «Баре у Гарри». Возвращаясь в гостиницу, мы прошли мимо «Вино-Вино», а там — Питер Селлерс, его профиль отчетливо вырисовывался в окне. Ну просто потерянный ребенок. Мы остановились, и моя подруга Сильвия не выдержала:
— Иди, поговори с ним. У него такое трогательное выражение лица. Встретимся в гостинице.
Я присела рядом с обладателем красивого лица и чудесного голоса, выпила с ним вина. Говорили немного, кажется, о дожде и почему я не пришла сегодня завтракать. Он рассказал, что работает менеджером в расположенном неподалеку филиале Коммерческого банка Италии, что уже довольно поздно, а единственный набор ключей для открытия сейфа после обеда — у него. Я отметила, что у обладателя красивого лица и чудесного голоса еще и руки восхитительные. Правда они дрожали от волнения, пока он собирал вещи, чтобы отбыть на работу. Мы договорились встретиться вечером, в шесть тридцать, здесь же.
— Proprio qui, прямо здесь, — повторял он снова и снова.
Я возвращалась в гостиницу в смешанных чувствах и провела день в своем крошечном номере, лежа в кровати, наслаждаясь по обыкновению чтением Томаса Манна. Даже теперь, по прошествии стольких лет, это ежедневный ритуал. Рядом на ночном столике я клала что-нибудь вкусненькое — несколько печенюшек или, если завтрак был легким, хрустящий хлебец, который Лино из булочной через мост от моего пансиона «Академия» разрезал, наполнял острой копченой ветчиной, ловко заворачивал в бумагу. Я подтыкала под ноги стеганое одеяло и открывала книгу. Но в тот день я читала одну и ту же страницу в течение часа. И мне никак не удавалось погрузиться в мир, изображенный в романе, последовать за Томасом Манном, мысленно дотрагиваясь до влажных камней, которых касалась его рука. Сегодня я могла думать только о Питере Селлерсе.
Настырный дождь к ночи перерос в бурю, но я решила не отменять встречу. Воды лагуны выплескивались и растекались огромными пенящимися лужами, пьяцца выглядела как озеро черной воды. Порывы ветра дышали яростью. Я добралась до уютного теплого бара отеля «Монако», но силы мои были на исходе. До «Вино-Вино» меньше нескольких сотен ярдов, цель близка, но недостижима. Я подошла к стойке портье и попросила телефонный справочник, но там не было нужного мне номера. Я связалась со справочной, но и оператор за номером 143 ничего не нашел. Свидание провалилось, и не было способа связаться с Питером Селлерсом. Почему я такая невезучая? Я вернулась в бар отеля, где официант по имени Паоло набил мои насквозь промокшие ботинки газетами и разместил их около радиатора с такой торжественностью, будто бы упаковывал драгоценности короны. Я познакомилась с Паоло во время своей первой поездки в Венецию четырьмя годами раньше. Он заварил свежего чая, и я сушила ноги и подол юбки, от которой распространялся запах влажной шерсти, волновалась, с тоской поглядывая на часы и на светопреставление за залитым водой окном. Мне вспоминался мой первый визит сюда. Бог мой, как я не хотела ехать! Основной целью командировки был Рим, что вполне меня устраивало. И все-таки я очутилась в поезде, идущем на север.
— Вы едете в Венецию? — спрашивал тоненький голосок на зачаточном итальянском, отвлекая меня от римских грез.
Я открыла глаза и увидела, что поезд вытянулся из Тибуртины. Две молодые, розоволицые немки запихали наверх объемные пакеты и устроились напротив.
— Да, — ответила я по-английски, обращаясь в пространство между ними. — Впервые.
Они были серьезными, застенчивыми, покорно изучали справочник Лоренцетти по Венеции и пили минеральную воду в прогревшемся, душном купе поезда, вырвавшегося из Рима на холмы Умбрии. Я снова закрыла глаза, вспоминая свою безмятежную жизнь на виа Джулия, где у меня была комната в мансарде старинного палаццо напротив Академии искусств. Я собиралась каждую пятницу спускаться в Тестаччо, чтобы насладиться вкуснейшими потрошками в «Да Феличе». Я делала бы утром покупки на Кампо дей Фьори. Я открыла бы двадцатиместную таверну, с единственным большим столом, за который садились бы торговцы и ремесленники — поесть добротной еды, приготовленной мною. Я взяла бы в любовники корсиканского принца. Его кожа была бы смугла, сам он беден, как я, и мы пошли бы вдоль Тибра навстречу нашей любви. И едва я начала рисовать в воображении изящные черты лица моего возлюбленного, в мои мысли вторгся визгливый голосок:
— А зачем вам в Венецию? У вас там друзья?
— Нет, друзей нет, — ответила я. — Думаю, я еду потому, что я никогда не была там и, наверное, должна побывать.
Я объясняла свои резоны скорее себе самой, чем попутчице. Я уже безнадежно потеряла лицо принца и парировала:
— А вам зачем в Венецию?
— Это так романтично, — вздохнула любознательная спутница.
Мои причины были не столь возвышенны — я ехала в Венецию, потому что меня послали туда собирать материалы для цикла статей. Две тысячи пятьсот слов о bacari, традиционных венецианских винных барах; еще две тысячи пятьсот к вопросу о постепенном погружении города в лагуну; и обстоятельный кулинарный обзор. Я предпочла бы остаться в Риме. Я мечтала возвратиться на мою узкую зеленую деревянную кровать в удивительной крошечной комнате под самой крышей на четвертом этаже отеля «Адриано». Я хотела спать там, просыпаясь от солнечного луча, играющего искрящимися пылинками сквозь щели в ставнях. В Риме мое сердце бьется по-другому, я не иду, а лечу и яснее вижу. Я чувствовала души домов, проникала в их древние тайны. Я люблю Вечный город, он одарил меня пониманием, что человек — только искра, едва заметный светлячок на фоне вечности. Мне нравилось, что за ланчем, затаив дыхание в ожидании жареных артишоков, я мечтала об ужине. А за ужином вспоминала персики, которые ждали в вазе с прохладной водой около моей кровати. Я почти восстановила лицо принца в своем воображении, как поезд въехал на Понте делле Либерта. Я открыла глаза, чтобы увидеть лагуну.
Тогда я, конечно, не представляла, как быстро восхитительная старая принцесса затянет меня в свои сети, как ослепит и закружит, как только она умеет, взрывая утро выстрелами золотого света, закутывая вечер в синие сумерки мечты. Я улыбнулась Паоло, мы понимали друг друга по-родственному, без слов. Он рядом — следит, чтобы мой чайник оставался полным.
