— Настоящий чурбан, — обронил Явотник. — Вы ведь и в мыслях не держали ничего подобного, верно?
— Нет, — признался я. — Я тут случайно.
— Странно, что вас не было в парке.
— Я попал в черную полосу, — сообщил я ему.
— Чей экзамен? — спросил он.
— Фихта.
— Ну, Фихта… Я могу порассказать вам о нем кое-что. У него гнилые десны, между занятиями он мажет их маленькой щеточкой — пользует свои десны каким-то снадобьем из коричневой баночки. От его дыхания вянет все живое. Он сам попал в черную полосу.
— Хорошо, что вы мне это сказали, — заметил я.
— Но вы не питаете интереса к мотоциклам? — уточнил он. — У меня самого интерес только в том, чтобы оседлать одну из этих машин и скрыться из этого города. Вена не подходящее место для весны. Но, само собой, мне не осилить даже половину цены любого из них.
— И мне тоже, — сказал я.
— Вот как? — произнес он. — Как вас зовут?
— Графф, — ответил я. — Ганнес Графф.
— Ну хорошо, Графф, есть тут один особо недурной мотоцикл, если вы мечтаете о загородных прогулках.
— Ну, не знаю, — протянул я, — я не могу заплатить больше половины, как уже сказал, и мне кажется, что вы связаны работой.
— Я никогда и ничем не связан, — возразил он.
— Но возможно, тогда вы связаны привычкой, — подмигнул я ему.
— Знаете, привычки существуют не для того, чтобы над ними насмехались. — И Явотник, привстав на каблуках на минуту, извлек из куртки свою трубку и захрустел по ней зубами. — Я весь к вашим услугам, — сказал он. — Меня зовут Зигги. Зигфрид Явотник.
И хотя в тот момент он не обмолвился об этом ни словом, позже он дописал эту идею в свой блокнот, под исправленной строкой, касающейся привычки и фанатизма, — это новое изречение, также перефразированное.
«Да будут благословенны ведомые истиной надобностью!»
Но в то послеполуденное время, стоя на тротуаре, он был, вероятно, без своего блокнота и клочков бумаги от пакета с редиской, к тому же он явно ощущал подстегивание герра Фабера, который с нескрываемым беспокойством подглядывал за нами из дверного проема: его голова высовывалась, словно змеиный язык, из задымленного гаража.
— Пойдемте со мной, Графф, — позвал меня Зигги. — Я посажу вас на настоящего зверя.
После чего мы прошли по скользкому полу гаража к двери в задней стене, двери с мишенью для игры в дартс (и дверь и мишень висели косо). Мишень для дартса выглядела безбожно измочаленной, яблочко было неразличимым на фоне сплошь истыканной пробки — как если бы вместо дротиков на него набрасывались с гаечными ключами сбрендившие механики с искаженными от ярости ртами.
Мы вышли на маленькую улицу за гаражом.
— О, герр Явотник! — воскликнул Фабер. — Вы и вправду так считаете?
— Абсолютно, — ответил Зигфрид Явотник.
Машина, покрытая промасленным черным брезентом, стояла прислоненной к стенке гаража. Заднее крыло было толщиной с мой палец — тяжелый кусок хрома, серый по ободу, там, где на нем остался след от подкрылка, — оно образовывало с протектором идеально выверенный союз. Зигги сдернул брезент.
Это был старый, безжалостно изъезженный мотоцикл, потерявший свои благородные очертания и залатанный местами; между его частями имелись зазоры и провалы там, где, возможно, какой-то сумасброд пытался приладить ящик с инструментом, и небольшой открытый треугольник между мотором и бензобаком — бак, блестящий как черная слеза, походил на слишком маленькую голову, прилаженную на громоздкое тело. Он был красив той самой красотой, какой иногда бывает красиво старое ружье, — поскольку явно безобразные детали выставлялись в самых приметных местах. Он был тяжел и, казалось, втянул в себя живот, словно тощий гончий пес в высокой траве.
— Этот парень просто виртуоз! — воскликнул герр Фабер. — Радость и поддержка!
— Он английский, — сообщил мне Зигги. — «Ройял Энфилд»… Несколько лет тому назад, когда его починили, он выглядел на все сто. Семьсот кубических сантиметров. Новые шины и цепи. И восстановленное сцепление. Оно теперь как новое.
— Этот парень полюбил этого старичка! — заявил герр Фабер. — Он корпел над ним все свое свободное время. Он теперь как новенький!
— Он и есть новый, — прошептал Зигги. — Я выписал из Лондона новое сцепление и шестерню, а также новые поршни и обода, а этот простофиля решил, будто все это предназначалось для других мотоциклов. Старый ворюга даже не подозревает, чего он по-настоящему стоит.
— Сядьте на него! — предложил герр Фабер. — О, только сядьте и почувствуйте под собой зверя!
— Напополам, — прошептал Зигги. — Вы платите все сейчас, а я возвращаю вам половину из своего заработка.
— Заведите мне его, — попросил я.
— О, прекрасно, — засуетился Фабер. — Герр Явотник, возможно, машина не совсем готова для того, чтобы завестись прямо сейчас, а? Может, сначала требуется заправить ее?
— О нет, — возразил Зигги. — Он должен завестись сразу же! — И он, подойдя ко мне сбоку, качнул ногой стартер; последовало слабое тарахтение — тиканье карбюратора при прогоне топлива туда и обратно.
Затем он приподнялся, надавив всем своим весом на педаль стартера. Мотор втянул в себя горючее и захлебнулся, педаль приняла прежнее положение; но Зигги нажал на нее еще и еще и на этот раз запустил двигатель — он разразился не привычным мотоциклетным тарахтением «тыр-тыр», а более низким и ровным «быр-быр», зычным и раскатистым, как у трактора.
— Вы слышали? — воскликнул герр Фабер, который неожиданно стал прислушиваться сам: его голова слегка склонилась в сторону, рука накрыла рот, как если бы он ожидал услышать, что клапан сечет, но не услышал; ожидал уловить неисправность, но не уловил — по крайней мере, не совсем. Голова его наклонилась еще сильнее. — Ну просто виртуоз, — произнес Фабер так, как если бы сам уверовал в сказанное.
Зверь герра Фабера
Контора герра Фабера находилась на втором этаже гаража, который выглядел так, как если бы второго этажа у него могло вовсе не быть.
— Отхожее место, — пробурчал Зигги, чья манера поведения заставляла герра Фабера нервничать.
— Вы договорились о цене на него? — спросил герр Фабер.
— О да, договорились, — заверил его Зигги. — Двести десять шиллингов, герр Фабер.
— О, это очень хорошая цена, — откликнулся Фабер упавшим голосом.
Я заплатил.
— Могу я еще раз побеспокоить вас, герр Фабер? — обратился к нему Зигги.
— Да? — простонал Фабер.
— Не могли бы вы сегодня выплатить мне мою зарплату?
— О, герр Явотник! — воскликнул Фабер.
— О, герр Фабер, — откликнулся Зигги. — Могли бы вы это сделать, а?