Странное надгробие, подумал Серега и усмехнулся.
— Впервые вижу памятник дому, — сказал он Ивану так, чтобы старик не расслышал.
— Вообще-то я рассчитывал на большее. — Иван скинул рюкзак и принялся разминать затекшие плечи и шею. — Думал, тут еще дома остались, есть чего поверху поковырять.
— Дома! — фыркнул дед, снимая кепку и вытирая ею вспотевший лоб. — Дома еще сельсовет на дрова продал. Потом, что оставалось, в девяностые алкаши местные подчистили. Ничего тут теперь нет. Яблоня-дичок от палисадников, да сосна молодая вон там, ниже по улице, все позатянули. Ну, ладно, пойду я. Меня в Никольском мужики ждут. Обратную-то дорогу помните? Здесь вон, через лесок, потом поле бывшее, за оврагом через мост…
— Ничего, не заблудимся! Спасибо, Тимофеич.
— Да на здоровье. Пошел я.
Старик постоял еще с минуту, поглядел, как ребята разбирают инструменты, побурчал что-то и, наконец, ушел — ходко переставляя по грунтовухе скрюченные подагрой ноги.
— Ну что? Раз-два взяли? — сказал Иван, подмигнув Сереге. И включил миноискатель.
* * *
Добычу первого дня вряд ли можно было считать стоящей. И все же одна находка порадовала. Тем более что досталась почти без хлопот.
Ориентируясь на показания приборов, нащупали пустоты в земле, сняли лопатами верхний пласт почвы и, обнаружив прогнившие половые доски, подняли их, вскрыв капитальный подвал с каменной кладкой. Отыскав проход, спустились вниз и там, среди куч разнообразного заплесневелого мусора, откопали старинный сундук.
В длину чуть меньше метра, он был вырезан из темного крепкого дуба и обит со всех сторон фигурными железными полосками. Небольшой висячий замок держал крышку.
Очистив находку от земли, Иван сбил запоры резким ударом лопаты: с хрустом посыпалась ржавчина, и дужка замка переломилась пополам.
Серега отбросил крышку. Парни, стукнувшись головами, в нетерпении заглянули внутрь.
От укрытой в глубоком подполе старинной емкости они ожидали самых приятных сюрпризов: если не клада, золота-серебра, то хотя бы ценных вещей, припрятанных бережливыми хозяевами. Да хоть бы и стеклянный полуштоф с романовскими орлами[1]сгодился бы!
Но то, что обнаружилось в сундуке, потрясло своей неожиданностью: среди блеклых, порыжелых от времени остатков белого атласа с осыпающимся кружевом по краям лежали крохотные младенческие мощи. Высохшая, пергаментно-желтая кожа туго обтягивала маленький, с кулак величиной, вытянутый череп, местами обнажая два ряда крохотных зубов. Голова отпала от туловища, вероятно, из-за недавнего удара, сотрясшего сундук. Тоненькая ручка с проступившими наружу костями сжимала старинную погремушку, сплетенную из бересты.
— Ни хрена себе! — сказал Серега. — Не сюрприз, а прямо приз сюр какой-то.
Он вынул из кулачка трупа погремушку и встряхнул ее. Внутри плетеной коробочки нежно звякнул колокольчик. Серега засмеялся.
— Смотри-ка ты! Прикольно!
Иван его восторгов не разделил.
— Ребенок, — сказал он и поежился. — Жаль, хороший сундук.
— Почему жаль? — спросил Серега.
— Потому что это ведь… гроб. Клади обратно мальцу его игрушку.
— Шутишь? — возмутился Серега. — Какой гроб? Сундук. Смотри, какой классный!
— Слушай, это перебор. Я по кладбищам не мародерствовал и не собираюсь начинать…
— Ты еще скажи, что мертвецов никогда не грабил! Ага. Тут вся деревня мертвая. А для копателя вообще… Везде — погост! И нечего мерихлюндиями страдать.
Парни заспорили. Серегу никакие Ивановы доводы не впечатлили, а про этику и мораль он вообще говорить отказался.
— Иди ты, Ваня, знаешь куда?!
Спор распалил Сергея, и он уже из принципа не хотел уступить:
— Надоели эти левые терки, бро.
Рывком вскинув сундук повыше, Сергей перевернул его и вытряхнул все содержимое вниз, в черную подвальную яму. Иван вздрогнул, услыхав, как сухо защелкали рассыпающиеся детские косточки по каменному полу — словно шелуха от семечек. Сундук Серега оставил. И погремушку тоже.
— Вот так, — сказал он, очищая запачканные землей ладони. — Прах к праху. Ну что, пошли? А то уже солнце на закате.
Прикрыв раскоп досками и дерном, парни собрали инструменты. Найденную мелочевку — монеты, пробки, гвозди, детали запоров, петли, краник от самовара, погремушку и прочее такое — рассовали по пластиковым пакетам и сложили в сундук, а сам сундук Серега поставил на легкую складную тележку с колесиками, прочно закрепив груз двумя растяжками.
Вернувшись домой — в избу, которую они сняли для проживания в селе Никольском на время раскопок и поисков, — они почистили сундук щеткой и поставили в горнице.
— Красотень! — возгордился Серега, разглядывая находку. — Жаль, конечно, что фактически пустой был. Но сундучок и сам по себе хорош. Ты только глянь! Красавец. И пахнет большими деньгами. Я чую!
Серега радовался, вполне довольный собой.
Иван нахмурился. Деньгами? От сундука исходил сладковатый запах могилы. И еще этот звук… сухой треск, щелканье костей по камням. Он не мог забыть его.
Мрачное настроение, как предвестник будущих бед, навалилось на Ивана, наползло и бесцеремонно задавило его надежды приятно и с пользой провести летний отпуск. Почему-то в такое счастье больше не верилось.
* * *
Среди ночи Иван проснулся. Чернильная темнота заливала комнату, сквозь низкие окошки ни лучика света не проникало в избу. Деревня — не город. Единственный на всю кривую улочку фонарь выключали после двух часов ночи, исходя из той здравой мысли, что нормальные люди ночью спят. А ради других, ненормальных, электричество транжирить глупо, ни к чему.
И тишина здешняя — ни сигнализация нигде не завоет, ни телевизор у соседей не бормочет, ни подростки не ржут под окнами — мучила Ивана, вызывала у него, выросшего в городе, смутное беспокойство.
Открыв глаза, он прислушался: шуршание мышей в стенах, шорох в погребе или скрип рассохшейся деревяшки на чердаке — любая мелочь настораживала, распаляла воображение.
Вот где-то над головой доска вздохнула и опустилась. Что-то звякнуло. Тоненько, едва различимо. И снова. И еще раз. Дзынь-динь. Колольчик?
Серега спит на веранде, ему и горя мало. А в доме что-то стучит и позвякивает. Кто-то бродит босыми пятками по вздыбившейся горбом половой доске, скрипит и трясет колокольчиком. Но где? Не примерещилось ли? Звук может доноситься откуда угодно — с веранды, из сеней, с чердака. Не разобрать. А может, из подпола? Или из самой земли?
