И даже то жалкое существование, что мы ведем, не завершается естественно. Я не на свою участь жалуюсь — ведь мне еще повезло. Я достиг двенадцатилетнего возраста, у меня было больше четырехсот детей. Это — естественная судьба хряка. Но в конце концов ни одно животное не уйдет от жестокого ножа. Вы, молодые подсвинки, сидящие сейчас передо иной, знайте — каждый из вас изойдет визгом под ножом мясника не позднее, чем через год. К этому последнему ужасу приходим мы все неизбежно — и коровы, и свиньи, и куры, и овцы — все без исключения. Даже лошадей и собак ожидает не лучшая участь. Боксер, в тот самый день, когда твои мощные мускулы утратят силу, Джонс пошлет тебя к живодеру, который перережет тебе горло и сварит твое мясо для кормежки гончих собак. А с собаками, которые состарились и потеряли зубы, Джонс поступает просто: кирпич на шею и — в ближайший пруд.
Что же, товарищи, разве не предельно ясно, что всё зло в нашей жизни исходит от тирании людей? Стоит лишь избавиться от Человека, и продукты нашего труда станут нашей собственностью. Чуть ли не в один день мы можем стать свободными и богатыми. Что же должны мы сделать? Ну конечно же, приложить все наши силы, отдаться душой и телом делу свержения человеческой породы! Вот вам мой завет, товарищи: ВОССТАНИЕ! Я не знаю, когда произойдет это восстание — может быть, через неделю, а может быть через сто лет, но я уверен — так же, как в том, что лежу сейчас на соломе — рано или поздно справедливость восторжествует. Устремите все ваши помыслы к этому — на то короткое время, что остается вам прожить! И самое главное, передайте этот мой завет тем, кто придет после вас, чтобы будущие поколения продолжали борьбу — до победы!
И помните, товарищи, ваша решимость должна быть непоколебимой. Никакие доводы не должны увлечь вас в сторону от прямого пути. Не слушайте тех, кто скажет вам, что у человека и животного общие интересы, что его процветание означает процветание и для нас. Всё это — ложь. Человек не служит ничьим интересам, кроме своих собственных. Но среди нас, животных, да будет полное единение, полное содружество в общей борьбе. Все люди наши враги. Все животные — наши друзья».
В этот момент поднялась страшная сумятица. Пока Майор говорил, четверка больших крыс выползла из нор и уселась на задних лапах послушать речь. Собаки, внезапно заметившие зверьков, кинулись, — и лишь быстрота, с которой крысы нырнули в норы, спасла их от смерти, Майор поднял копытце, призывая к молчанию.
«Товарищи, — сказал он, — вот вопрос, который надо уладить. Дикие животные — крысы, зайцы — друзья они нам или враги? Давайте проголосуем. Друзья ли нам крысы? Ставлю вопрос на голосование».
Голосование состоялось немедленно и подавляющим большинством голосов было решено, что крысы — друзья. Оказалось лишь четыре несогласных: три собаки и кошка, которая, как позднее выяснилось, голосовала «за» с обеими сторонами. Майор продолжал:
«Мне осталось сказать немногое. Я повторю лишь: помните всегда, ваш долг — враждовать с Человеком. Всякий, кто передвигается на двух ногах, — враг. Все четвероногие и крылатые — друзья. И запомните — сражаясь с Человеком, мы не должны перенимать его обычаев. Даже победив его, мы не должны унаследовать его пороки. Ни одно животное не должно жить в доме, спать в кровати, носить одежду, пить алкогольные напитки, курить табак, прикасаться к деньгам, заниматься торговлей. Все обычаи Человека — зло. И — превыше всего: ни одно животное не смеет убить другое животное. Все животные равны.
А теперь, товарищи, я расскажу вам то, что привиделось мне прошлой ночью. Описать это полностью я не в состоянии. Я увидел Землю — какой она будет, когда Человек исчезнет. И я вспомнил давным-давно позабытое. Много лет назад, когда я был ещё совсем маленьким поросенком, моя мать и другие матки певали одну старую песню, из которой знали лишь первых три слова. Мотив я помнил в детстве, но давно позабыл. Но прошлой ночью во сне я вспомнил его. Более того, и слова песни вспомнились мне; я уверен, что эту песню пели все животные в древности, что слова её были просто утрачены много поколений назад. Сейчас я спою вам эту песню, товарищи, я стар, и голос у меня сиплый, но когда я передам вам мотив, вы сами споете лучше. Песня называется «Звери Англии».
Старик Майор откашлялся и начал петь. Голос его и вправду звучал сипло, но пел он довольно хорошо. Мотив был бодрый и волнующий (нечто среднее между мелодиями «Клементайна» и «Ла Кукарачча»). Слова же были такие:
Звери Англии и Ирландии,
Звери всех стран и климатов,
Внемлите радостным моим вестям
О золотом грядущем веке.
Рано или поздно день придёт:
Свергнут будет тиран человек,
И плодоносные поля Англии
Одни лишь звери будут топтать.
Исчезнут кольца, что дырявят наши носы,
И упряжь, что тяготит наши спины,
Навек заржавеет уздечка и шпора,
Никогда больше не щелкнет кнут.
Богатства, которых не представить,
Пшеница и сено, ячмень и овес,
Клевер, горох и фасоль
Станут нашими в этот день.
Ярко засияют поля Англии,
Чище станут ее воды,
И нежнее подует ветерок
В день нашей свободы.
Станем же трудиться ради этого дня,
Даже не зная, когда он наступит —
Коровы и лошади, индюки и гуси —
Ради светлого дня свободы.
Звери Англии и Ирландии,
Звери всех стран и климатов,
Внемлите радостным моим вестям
О золотом грядущем веке.
Эта песня привела всех животных в величайшее волнение. Майор едва успел допеть до конца, как все подхватили песню. Даже самые глупые из животных успели усвоить мотив и хотя бы несколько слов, а умные — свиньи и собаки — выучили песню наизусть за несколько минут. И вскоре, после нескольких попыток, голоса собравшихся слились в единый громовый хор. Коровы мычали песню, собаки скулили её, овцы блеяли её, лошади ржали её, утки крякали её. Песня так понравилась, что её пропели пять раз подряд и возможно, начали бы в шестой, если бы животным не помешали.
К несчастью хор разбудил мистера Джонса, и он тут же выскочил из постели, не сомневаясь, что в амбар забралась лисица. Схватив ружье, которое всегда стояло у него в спальне, он выпустил заряд в темноту. Дробь врезалась в стену амбара, и собрание кончилось переполохом. Каждый помчался к обычному месту ночлега. Птицы взлетели на свой насест, животные улеглись в стойла, и через мгновение ферма погрузилась в сон.
Глава 2
Три ночи спустя Майор мирно скончался во сне. Тело его было зарыто у изгороди.
Случилось это в начале марта. А следующие три месяца на ферме непрерывно разрасталось тайное движение. После речи Майора наиболее смышленые животные увидели мир совершенно по-новому. Не зная, когда ожидать Восстания, не имея уверенности в том, что оно произойдёт при их жизни, эти животные, тем не менее, отчетливо сознавали свой долг — готовиться к нему. Работа по обучению и организации масс пришлась, естественно, на долю свиней, которые по общему признанию были самыми разумными из животных. Наиболее выдающимися из них были два молодых хряка: Снежок и Наполеон, которых м-р Джонс выращивал на продажу. Единственный беркширец на ферме, крупный, довольно свирепого вида, Наполеон был молчалив, но, как всем было известно, умел добиваться своего. Снежок был гораздо более живым, разговорчивым и изобретательным, но считалось, что по глубине характера он уступал Наполеону. Остальные кабанчики были кастраты. Самым известным из них был маленький жирный Пискун — сильно округленные щечки, поблескивающие глазки, пронзительный голос, короткие ножки. В умении вести беседу ему не было равных; его манера подергивать хвостиком, покачиваясь всем телом из стороны в сторону во время трудного спора, была необычайно убедительна. Свиньи поговаривали, что Пискун вполне способен в споре превратить черное в белое.
