— Правда? Это довольно обычное явление. — Доктор одарил Пилигрима еще более приторной улыбкой. — Позвольте пригласить вас в приемную. Там есть камин, и мы сможем выпить кофе.
Пилигрим глянул на леди Куотермэн. Та кивнула и взяла его за руку.
— С удовольствием, — сказала она Фуртвенглеру. — Чашечка хорошего швейцарского кофе — лучшее лекарство. — Она кокетливо улыбнулась. — Куда идти?
— Пожалуйста, за мной.
Доктор Фуртвенглер щелкнул пальцами Доре Хенкель, и сестра стремглав бросилась через вестибюль в столовую за закусками. Кесслер застыл рядом с гостями, изо всех сил стараясь не походить на надзирателя.
Леди Куотермэн повела Пилигрима вперед.
— Все хорошо, — сказала она ему. — Все хорошо. Мы благополучно добрались, и скоро ты отдохнешь. — Она взяла его под руку. — Как же я рада, что мы вместе, мой дорогой! Как хорошо, что я приехала!
2
Врач Пилигрима был человеком не болтливым. Он приехал часов через пять после того, как его пациент покончил с собой. Кэб доктора Грина остановился на улице Чейни-Уок без четверти девять утра. Форстер провел доктора прямо в сад, где Грин установил, что Пилигрим не дышит, а сердце у него не бьется.
Доктор совершил обследование с особой тщательностью, памятуя о предыдущей попытке самоубийства, которая Пилигриму не удалась. В тот раз пациент утопился в Серпантайне, но, несмотря на то что зима была в разгаре, а воду сковало льдом, он выжил, хотя и не подавал признаков жизни, когда его нашли. Потребовались более двух часов и весь опыт Грина, чтобы вернуть неудавшегося самоубийцу к жизни. Впрочем, доктор не приписывал себе успеха, поскольку Пилигрим слишком долго казался мертвым.
Со временем Грину пришлось признать не только суицидальные наклонности пациента, но и его исключительную живучесть. В нем словно существовала какая-то сила, не желавшая умирать.
Через час после приезда на Чейни-Уок доктор Грин объявил, что Пилигрим практически мертв, и, как положено, принялся оформлять свидетельство о смерти. Однако, дабы подтвердить свое заключение, он прибегнул к услугам коллеги, доктора Хаммонда, одного из ведущих лондонских невропатологов. Давние знакомые, они не раз вместе проводили вскрытия самоубийц или убитых.
Когда доктор Хаммонд приехал, дверь ему открыла кухарка миссис Матсон. Ей пришлось взять на себя обязанности дворецкого, поскольку Форстер был занят другими делами. К этому времени тело Пилигрима внесли в дом и положили на кровать.
Грин обрисовал ситуацию, рассказал о своем предыдущем опыте спасения пациента и добавил, что не решается вынести заключение о смерти без подтверждения коллеги. После краткого обследования Хаммонд убедился, что Пилигрим действительно умер. «Мертвее некуда», — сказал он Грину.
И с этими словами поставил свою подпись на свидетельстве о смерти.
Полчаса спустя у Пилигрима забилось сердце. Потом к нему вернулось дыхание.
Вот такого человека привезла в клинику Бюргхольцли Сибил Куотермэн — убежденного самоубийцу, который, судя по всему, не мог умереть.
Проехав на поезде через Париж и Страсбург, Пилигрим со своим эскортом прибыл в заснеженный Цюрих. Их встретил серебристый «даймлер», нанятый вместе с шофером. Горничная маркизы Фиби Пиблс и камердинер Пилигрима Форстер проводили хозяев до клиники, а затем слуг отвезли в отель «Бор-о-Лак», самый престижный в ту пору среди иностранцев.
Форстер и Фиби Пиблс в замешательстве ехали одни-одинешеньки в серебристом «даймлере», не понимая, как им себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом.
Они сидели на заднем сиденье автомобиля, нанятого ее светлостью, и мучительно размышляли о правилах этикета. Могут ли они считать наемного шофера своим шофером или все-таки они — слуги, стоящие на одной ступеньке иерархической лестницы?
Форстер решил, что он все-таки выше. В конце концов камердинер — глава челяди в любом доме, если только хозяин никого над ним не поставил. С другой стороны, Форстер должен былпризнать, что едет в автомобиле леди Куотермэн, а не в машине хозяина. Наемный шофер подчинялся лишь тому человеку, который его нанял, то есть леди Куотермэн. Вес это слишком сложно… Нужно ли заплатить шоферу, как полагается слугам в домах, куда Форстер ходил вместе с хозяином?
Нет, решил он. Пускай леди Куотермэн сама расплачивается.
— Вы будете жить в клинике с мистером Пилигримом и ухаживать за ним? — спросила Фиби.
— Надеюсь, — ответил Форстер.
— Не хотела бы я жить в одном доме с умалишенными, — сказала Фиби. — Бог его знает, что там может случиться. Все эти психи…
— Они не психи, — одернул ее Форстер. — Они больные. И в клинику их привозят, чтобы вылечить — точно так же, как чахоточных возят в Давос.
Форстер проговорил это таким авторитетным тоном, что Фиби, слыхом не слыхавшая о Давосе, явно струсила.
— Пожалуй, что так. И все-таки…
— До сих пор вы вроде не жаловались, путешествуя вместе с мистером Пилигримом, — чопорно произнес Форстер. — Разве его поведение в поезде хоть на миг показалось вам угрожающим?
— Нет.
— Вот вам и ответ. Я с радостью последую за своим хозяином куда угодно, чтобы служить ему и дальше.
— Да, мистер Форстер.
— Мы приехали. Вон он, отель «Бор-а-Лак».
Запорошенный снегом «даймлер» остановился перед внушительным порталом. Шофер вышел и открыл Фиби дверцу.
— Что мне делать? — спросила она у Форстера.
— Вылезайте, — сказал он. — Перекиньте ноги вправо и выходите из машины.
Фиби послушно опустила ноги на землю и встала возле автомобиля. Форстер вышел за ней и поздоровался со швейцаром, вышедшим им навстречу вместе с двумя молодыми людьми в униформе, которые раскрыли над ними зонтики, пытаясь защитить от поземки. Впрочем, попытка эта была тщетной, поскольку снег разметался ветром во все стороны.
— Мы из эскорта леди Куотермэн, — сказал Форстер. — Надеюсь, вы нас ждали?
— Разумеется, мистер Форстер, — просиял швейцар. — Идите, пожалуйста, за мной.
Когда они повернули к ступенькам, Фиби Пиблс нагнулась к Форстеру и шепнула:
— Ну и ну! Он даже знает, как вас зовут!
Форстер снял шляпу и похлопал ею о бедро, стряхивая снег.
— Конечно, знает. Это его работа.
3
Вскоре после того как кофе был выпит, а Пилигрим отведен в свою палату, леди Куотермэн пришла в кабинет к доктору Фуртвенглеру.
— Вы надолго собираетесь здесь остаться? — спросил он, когда его гостья села.
— Пока вы не скажете, что я могу спокойно уехать, — ответила она. — Мне все равно, сколько времени это потребует. Я его ближайший друг. У него нет семьи. Я хочу остаться с ним, пока он не пойдет на поправку.
