В то время, как старший посол переживал за неудачу, горевал, младший, Епифан Кореев, и в ус не дул. Его ничуть не обеспокоило, что московский князь не принял их. Езживал и хаживал по Москве с таким видом, будто был пуп земли. Высокий, слегка сутуловатый, он смотрел на все и вся темными блестящими глазами беспечно, с веселой ухмылкой. На торгу, случалось, подтрунивал над простыми московитами, вроде бы в шутку называл их москалями или москалитами, то есть мошенниками. "Молод ещё — вот и ерничает!", думал Афанасий Ильич, в душе стараясь оправдать задор младшего посольника.
На пятый день по выезде из Москвы слева показалось село Скорнищево[3]с небольшой ладной церковью посередине его. Завернули, чтобы переодеться из дорожного платья в нарядные кафтаны и выходные бобровые шубы. Предстать перед князем надлежало в праздничных одеждах.
Скорнищево было селение зажиточное. Здешние крестьяне выращивали хлеб, разводили скот, занимались скорняжным делом, иные не брезговали конокрадством. Селение располагалось на круче, и прямо под ним на много верст раскинулась приокская пойма, дававшая в изобилье сено. Близость Переяславля позволяла сбывать на его торгу рожь, коней, кожи, сено. Кошельки крестьян не скудели, а их дома и дворы отличались добротностью.
Староста, в доме которого переодевались господа, привык к тому, что путники, проезжая через Скорнищево, обращали внимание на его удачное расположение и зажиточность здешних крестьян. Эти же, особенно Афанасий Ильич, заметно чем-то угнетенный, явно поторапливались; при этом Афанасий все никак не мог попасть рукой в рукав поданного ему кафтана. Староста спросил его — уж не стряслось ли чего, на что посол ответил прямо: войной запахло, Москва грозит…
И тут Епифан, в отличие от старшего посла, не изъявлявший особенных признаков беспокойства, с беспечностью сказал:
— Экое дело — Москва грозит! Тоже мне — испугался московита…
Афанасий Ильич с удивлением посмотрел на своего помощника:
— Да будет тебе ведомо: московская рать куда грознее, куда больше нашей, рязанской…
— Большая Федула, да дура.
— Эх, Епифаша! — Афанасий Ильич покачал головой. — Ты, я вижу, ещё не понял, в какую беду мы вляпались…
Епифан — уже и насмешливо:
— Застращал, Афанасий Ильич! Бабушка ещё надвое сказала, кто кого! С нашим-то князем — и бояться?
Вышли из избы. Афанасий Ильич сел в возок, устало прикрыл глаза. Вот оно, младое поколение! Взяли с наскоку крепость Лопасню и уж вознеслись… Но кабы только одни младые так мыслили и возносились! Порой и иных стариков заносит! Уж очень уверовали в талант и удачу своего князя…
Да, князь Олег боевит. И царя Наручадьского (Мордовского) бивал, и московиты, случалось, показывали рязанцам спину. Но ведь в некрупных битвах. А если вся сила на всю силу? Как бы тогда не оконфузиться…
Посольский обоз въехал в предместье Переяславля Рязанского Владычную слободу. Афанасий Ильич приоткрыл дверцу возка. Перед глазами потянулись крытые тесом, дранкой, пропитанной глиняным раствором, деревянные дома. За заборами — дворовые постройки, бани, яблоневые сады. Вот и Борисоглебский деревянный собор — кафедра епископа. Кружатся над его шатрами галки, криком оглашая окрестности. Повеяло родным и близким. В этом храме был окрещен, в нем же повенчан. С чувством помолился на храм, но дверцу не закрыл — смотрел. Въехали в Верхний посад, который примыкал к кремлю с юга, затем полозья возка проскрипели по мосту через ров. Вот и сам кремль. Прочные, в две сажени, дубовые стены, обмазанные глиной. Множество башен. Прямо напротив моста — Глебовская башня с иконой Бориса и Глеба над воротами. Приворотные стражники, в овчинных шубах, с рогатинами, бросились открывать дубовые створы. "Слава Тебе, Господи, вот мы и дома!" Но защемило вдруг в груди перед встречей с князем…
Глава вторая. Олег — великий князь Рязанский
В том, 1371, году князю Олегу было тридцать пять лет, а на престоле он уже двадцать один год. И с виду, и по сути Олег был настоящий русский князь. Полная внутреннего достоинства осанка, спокойное лицо, доброжелательный взгляд карих глаз, выдвинутый волевой подбородок, твердая складка губ, породистый, слегка с горбинкой, нос — все рисовало облик умного, мужественного и достойного человека. В бою он отличался умением воеводить и личной отвагой. Бояре гордились своим князем. С толком вел он повседневные государственные дела. Был благочестив. С владыкой (епископом) мог поговорить на греческом языке, а с ордынцем — на татарском. Ведал математику, астрономию, историю. Имел домашнюю библиотеку, в которой главное место занимало Священное писание, читаемое им каждый день, — хотя бы понемногу, хотя бы по строчке.
За годы своего княжения ему удалось уберечь государство от разорения ордынцами. Они накатывались с юга или востока, обычно изгоном стремительно и налегке. Олег отбивался, как мог, а одна из его побед, едва ли не первая крупная победа русских над татарами, произвела большое впечатление на современников. В 1365 году с огромным полчищем пришел царь Наручадьский именем Тагай, ограбил Переяславль и его окрестности и, отягченный вереницами обозов с награбленным добром, толпами пленников, многочисленными стадами скота, медленно возвращался в свою Мордовию. Олег, не теряя даром времени, быстро собрал под свою руку войско, позвал на помощь князей Владимира Пронского и Тита Козельского и нагнал ворога под Шишевским лесом. В яростном жарком бою наголову разбил Тагая.
Умело князь Олег противодействовал и давлению с севера, со стороны Москвы, которая, при случае, не прочь была ущемить Рязань в чем только можно.
В судьбе Олега, как в капле воды, отразились черты сложного, противоречивого времени. Он был совсем юным, когда в 1350 году умер его отец, оставив ему в наследство великое княжение Рязанское. Наследство, однако, обретало законную силу лишь в том случае, если оно подтверждалось ярлыком (жалованной грамотой) великого хана Золотой Орды. Надо ещё добиться этого ярлыка, а дело это было не из легких. На великое княжение Рязанское претендовал ещё и двоюродный брат Олега, удельный пронский князь Владимир. Узнав о том, что в Переяславле умер князь Иван Александрович, Владимир тотчас, следом за Олегом, устремился с боярами в Сарай, столицу Золотой Орды — подарками, лестью, любыми иными способами попытаться заполучить ярлык на великое княжение Рязанское.
Олег и Владимир были птенцами одного гнезда — Пронского. Их дед, князь Александр Михайлович Пронский, обеспечил своим разумным правлением достаточно прочное экономическое положение своей земли. Пронские князья младшая ветвь рязанских князей — всегда стремились к независимости. Александр Михайлович не был исключением. В Переяславле сидел на великом столе Иван Коротопол[4], князь чванливый и не в меру заносчивый, и Александр Михайлович, не желая быть под рукой такого князя, искал способы обретения своей независимости.
