Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
Автор ведет нас, как по лесенке вверх, вослед работам Ивана Кулибина, все более затейливым и необычным. От игрушечной мельнички к сочленению сложнейших механизмов – часового, музыкального и управляющего театральным действием, внутри овала чуть больше утиного яйца, – к конструированию научных приборов, к проекту висячего моста через Неву, двигателя для самоходного судна и другим грандиозным планам. Вместе с ним мы отправляемся в столицу империи, вместе с ним возвращаемся на волжские берега. С грустью прощаемся с ним на последней странице.
Чтобы написать историческое повествование, автор должен мысленно уйти из своего времени и переселиться в прошлое. Для этого требуется читать старинные книги, работать в архивах, изучая документы прошлых веков, овладеть тем русским языком, на котором говорили 150–200 лет тому назад.
Не один год потратил Александр Ивич, собирая материалы об Иване Кулибине в Нижнем Новгороде, в Санкт-Петербурге. В результате его книга рассказывает больше чем историю жизни художника механических дел: она передает дух эпохи.
Ты найдешь в повести широкую картину России на рубеже XVIII–XIX веков: побываешь в лавке купца, в доме мастерового, в архиерейских палатах, в петербургской кунсткамере, в Академии наук, в императорском дворце. Повстречаешь людей всех слоев общества, услышишь, как они говорили, узнаешь об их обычаях. Но самое главное – познакомишься с человеком, который всегда и везде был верен себе, своим представлениям о том, что важно в жизни, в чем заключается его долг перед людьми, перед собой и своим исключительным дарованием.
Жизнь писателя Александра Ивича пришлась на жестокое время: террор, война, несправедливые обвинения и незаслуженные гонения выпали на его долю. Близкие ему люди гибли в тюрьмах и на войне, любимые книги запрещались правителями. Писать честно и открыто о том, что тебя окружает, делалось все труднее и стало в конце концов невозможно. Чтобы не кривить душой и не допускать лжи в свои произведения, во вторую половину жизни автор предпочитал писать только о прошлом. Девизом его было: в любых обстоятельствах жить достойно, не изменять своим понятиям о чести.
Александр Ивич скончался в Москве в 1978 году. Он прожил трудную жизнь – и прожил ее достойно.
Софья Богатырева
Кукушка
Невысокий лобастый юноша стоял, прислонившись к дверям лавки, и скучливо поглядывал на прохожих.
Петр Кулибин кивнул на него и зашептал:
– Сын-то, Иван, часу в лавке не усидит. Бегает от дела, как от черта рогатого. Беда!
Оглаживая бороду, покупатель сочувственно покачал головой и затеял степенный разговор о нижегородских новостях.
Приезд в Макарьев на ярмарку нынче ожидается большой. Слышно, с Кяхты, от китайских границ, идут богатые караваны, и чай будет дешев. Сибирские купцы везут мягкой рухляди[1]– белок, куниц, соболей – против прошлых лет не в пример больше. Из-за Каспия ждут цветастые шали новых рисунков. Тянут бурлаки вверх по Волге, к Макарьеву, расшивы[2]с солью и рыбой в неисчислимом множестве. А хлеба будет не пышно: летошний урожай засуха съела.
Тут Петр Кулибин повеселел: цена на хлеб станет крепкая, а у него амбар полон. Однако радость показывать негоже. Стал жаловаться:
– До Макарьева недалече – семьдесят верст, да едут иногородние, минуя Нижний. Путь от Москвы никудышный – непроезжий бор да болота невылазные. В неделю едва доберешься. Ярославль, Казань богатеют, каменными палатами обстраиваются, а Нижний за полвека, почитай, и вовсе не вырос.
Иван у дверей переминается с ноги на ногу. Нет конца ленивому разговору! Все медлит покупатель, не снимает перекинутый за спину пустой мешок. Как отец отвернется к ларю муку насыпать, быстрыми ногами можно за угол.
…На бурлацком базаре нынче людно. Весна! Сбившись артелями, бурлаки калякают, поджидая купцов, песни поют. А то режут ножом из чурок затейливые фигуры. Ходит Иван от артели к артели улыбчив и весел. Там сказку скажет, там певцам подтянет, а между тем зорким оком поглядывает на мастеров, что фигуры режут, на руки их умелые. Учится сноровке в работе простым инструментом – топором да острым ножом.
Купцы, владельцы судов, высматривают, в какой артели подобрались мужики поздоровее. Справляются, кто пойдет шишкой – передовым. Тут нужна сила знатная. Шишка, завидя купца, выпятит грудь и начнет, будто от безделья, вязать узлом толстый железный прут.
Рядятся на путину[3]с божбой и проклятиями. Да прижимисты купцы: полушки[4]не выторгуешь.
Ударив по рукам, идут в судовую расправу[5]писать кормежную запись. В записи строгий наказ: вести судно, не просыпая утренних и вечерних зорь, без лености, притворной хвори и ни в какое своевольство не вдаваясь.
На небогатый задаток шли всей артелью покупать деревянные ложки знаменитых семеновских мастеров – резали они из баклуши[6]добрую ложку вмиг, до ста сосчитать не успеешь. Ложки совали бурлаки за ленты валяных шляп – знак, что подрядились на путину. Потом покупали табак. Его вешали в мешочках на груди, чтобы не подмок, когда тянешь бечеву, шагая по воде. А напоследок сворачивали в трактир – «мочить лямку».
Иван по дружбе ходил с бурлаками по лавкам, а у входа в кабак прощался – к вину был не приучен. И бежал к затону смотреть на строение судов – простых несмоленых белян для сплава леса да просторных парусных расшив, с кормой острой, как нос, и плоским днищем. Тут, у строения судов, не одни плотники трудятся – и знатные кузнецы, и слесарных дел мастера.
В затонах скоро привыкли к Ивану, полюбили его. Глаза у юноши светлые, радостные. Речь складная. Сам доверчив – и люди к нему с открытой душой. Не прятали от него секретов доброго мастерства. А их надлежало беречь. Дорого мастерство, пока редко: многие постигнут секреты – цену мастерам собьют.
Бывало, Иван, приглядевшись, берет у мастера инструмент, показывает:
– Это и ловчей можно сработать, меньше труда положить.
Откуда у мальца соображение берется? Дело ведь говорит, и без лишнего задору, с веселой улыбкой. Учиться-то учится, а иной раз и сам мастера научит.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
