— Я добьюсь, чтобы тебя отдали за это под трибунал! — истерично закричал фельдфебель.
— Смотри, чтобы мы не вырвали язык у тебя из пасти, — рявкнул Малыш, швырнув миску с тошнотворной капустой в пепельно-серое лицо фельдфебеля.
Чуть не плача от ярости и боли, поклонник Гитлера выкрикнул:
— Я доберусь до тебя, грязная свинья, вонючка!
— Заткнись, хвастун, — язвительно усмехнулся Малыш, помахивая широким боевым ножом, который постоянно держал в голенище. — Я вырежу из башки твой дурацкий мозг и отправлю той нацистской корове, что произвела тебя на свет. Жаль, встать не могу, а то проделал бы это сейчас.
Поезд внезапно остановился. При толчке все застонали от боли.
Холод пробирался в вагон все глубже и глубже, от него у нас немели руки и ноги. Иней, окружавший нас со всех сторон, казалось, безжалостно усмехался.
Один раненый развлекался, рисуя штыком на инее животных. Приятных маленьких зверушек. Мышку. Белку. Щенка, которого мы назвали Оскаром. Всех остальных затягивала изморозь, но Оскара постоянно подновляли. Мы любили его, разговаривали с ним. Художник, рядовой-сапер, сказал, что он темно-рыжий, с тремя белыми пятнышками на голове. Щенок был очень красивым. Мы, когда лизали стены, всеми силами старались не задеть его. Когда ребята решили, что Оскару скучно, сапер нарисовал котенка, за которым тот мог гоняться.
— Куда мы едем? — спросил маленький семнадцатилетний пехотинец с раздавленными ногами.
— Домой, мой мальчик, — прошептал его товарищ, унтер-офицер с пораненной головой.
— Слышали? — усмехнулся матрос с раздробленным бедром. — Мы едем домой! Что это за дом, безмозглый ты скот? Ад? Рай? Зеленая райская долина, где гитлеровские ангелы со свастиками на лбу играют «Хорста Весселя» на золотых арфах?
Он засмеялся и уставился на ледяные кристаллы на потолке. Те в ответ равнодушно поблескивали.
Поезд тронулся. Экстренный дополнительный санитарный поезд из шестидесяти восьми холодных, грязных товарных вагонов, заполненных грудами страдающей человеческой плоти, именуемой солдатами — ранеными в боях за свою страну героями! И какие это были герои! Сотни кашляющих, неряшливых, бранящихся, плачущих и до смерти перепуганных бедняг, корчащихся от боли и стонущих при каждом сотрясении вагона. Таких калек никогда не упоминают в сообщениях о героических битвах или на вербовочных плакатах.
— Послушай, Гроза Пустыни, — громко зашептал Малыш Легионеру. — Когда приедем в этот вонючий госпиталь, я первым делом напьюсь вдрызг. Да, еще раз наберусь, как следует, а потом займусь сразу тремя пахнущими карболкой кошечками. — Он мечтательно поглядел в потолок, блаженно фыркнул и облизнул обмороженные губы. — Будь уверен, стану стараться изо всех сил.
Глаза Малыша блестели от предвкушаемого восторга. Он впервые попадал в госпиталь и представлял себе его своеобразным борделем с широким ассортиментом услуг.
Легионер засмеялся.
— Погоди, мой мальчик. Сперва тебя так жестоко искромсают, что первые две недели будешь беспокоиться совсем о другом. Изо всех пор будут выходить с потом стальные осколки. Так всего исколют шприцами, что смотреть на девочек не захочешь, поскольку ты еще пригоден быть пушечным мясом.
— Кончай! Слушать не хочу, — побледнев от ужаса, крикнул Малыш.
Помолчав несколько минут, он нерешительно спросил:
— Как думаешь, очень больно, когда тебя режут хирурги?
Легионер медленно повернул голову и пристально посмотрел на здоровенного повесу. У того в каждой черте придурковатого лица сквозил страх перед неведомым будущим.
— Да, Малыш, больно, очень больно. Тебе рвут в клочья плоть, ты ловишь ртом воздух и стонешь. Но приободрись: боль такая, что ты не сможешь издать ни звука, ни писка. Вот так, — кивнул Легионер.
— О Господи, — прошептал Малыш. — Пресвятая Матерь Божия.
— Когда меня залатают в госпитале, — подумал я вслух, — хочу найти любовницу, роскошную, привлекательную, в длинной собольей шубе — настоящую жизненную награду, с большим опытом.
Легионер кивнул.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, предел мечтаний.
И щелкнул языком.
— Что такое любовница? — вмешался Малыш.
Мы добросовестно объяснили. Лицо его засияло.
— А, шлюха, которую держишь дома. Не из борделя. Господи, найти бы такую!
Он закрыл глаза, рисуя в воображении целые батальоны красоток. Они шли вереницей по длинной улице, виляя соблазнительными задами.
— Сколько может такая стоить?
Не желая совсем упускать из виду воображаемых женщин, он открыл только один глаз.
— Всего годового жалованья, — прошептал я, забыв о боли в спине при мысли о любовнице в соболиной шубе.
— У меня была любовница в Касабланке, — задумчиво произнес Легионер. — Я тогда только что стал сержантом в третьей роте Второго полка. Рота хорошая, командир отличный, не какое-то дерьмо.
— К черту твоего командира. Мы хотим послушать о твоей крале, а не о ротных.
Легионер засмеялся.
— Она была женой беспутного судовладельца, настоящего старого козла. От него ей были нужны только деньги. Состояние его представляло собой цифру со многими нулями. Ее любимым времяпрепровождением было покупать любовников и бросать, когда она изнурит их.
— И тебя она бросила? — спросил Малыш, ставший внимательным слушателем.
Легионер не ответил и продолжал рассказывать о жене судовладельца в Касабланке, купившей хорошего любовника.
Малыш упорно продолжал вмешиваться. В конце концов он издал такой рык, что другие раненые напустились на него.
— И тебя она тоже отшила, Гроза Пустыни? Я хочу знать, спустила ли она тебя по кухонной лестнице.
— Нет, — выкрикнул невысокий Легионер, раздраженный этими вмешательствами. — Я ушел сам, когда нашел кое-что получше.
Мы знали, что это ложь, и Легионер понимал, что знаем.
— Цвет лица у нее был оливковый, — продолжал Легионер. — Волосы черные, вечно была готова на какую-то проказу. Белье, mon Dieu[8], доставляло такое же удовольствие, как бутылка сухого редерера двадцать шестого года. Повидал бы ты его, потрогал, mon garcon[9]!
Унтер-офицер с забинтованной головой негромко засмеялся.
— Ты, видно, большой любитель наслаждений. Я был бы не прочь пойти с тобой как-нибудь вечером, посмотреть на твоих женщин.
Легионер не потрудился даже взглянуть на него. Он лежал с зарытыми глазами, положив противогазную коробку под голову.
