Саймон почувствовал, как у него на лбу выступает пот. Он поспешно продолжил рассказ:
— Тим снова бормотал в своей комнате. И конечно, это было то самое. Мы позвонили в полицию, и они мгновенно приехали, забрали брата и увезли в сумасшедший дом. Там он и находится до сих пор. Запертый на ключи и засовы, засунутый в коробку… Он с тех самых пор там. И останется там на всю жизнь… — Заканчивая свою историю, Саймон ощутил привычное облегчение. — Вот тогда-то я и начал пить — чтобы забыть обо всем, понимаете? А потом сульфаты, а потом много всего подряд… Но я перестал пьянствовать шесть лет назад, да, и прошел курс лечения антибиотиками, и шесть раз в неделю посещаю собрания. И с тех пор — ничего! А сейчас у меня жена и сын, и я их невероятно люблю. Так что чудеса случаются. Действительно случаются. Конечно, я до сих пор не знаю, почему мой брат сделал то, что он сделал, и что все это значило, но… Я смотрю на это так: может быть, у меня тоже такие гены, а может быть, с моим сыном все будет хорошо. Кто знает? Всему свое время, поживем — увидим. Вот такая у меня история. И большое вам спасибо за то, что выслушали меня. Спасибо.
Жаркую душную комнату наполнило бормотание: «Спасибо, спасибо…» — это откликнулось собрание. Последовавшее за ним молчание было чем-то вроде знака: час подходил к концу. Все встали, обнялись друг с другом и прочли благодарственную молитву. На этом все закончилось, и наркоманы потянулись к выходу, с трудом поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, ведущей во двор Хэмпстедской церкви.
В кармане Саймона зазвонил мобильный телефон. Остановившись у церковных ворот, он ответил на вызов.
— Куинн! Это я!
На дисплее телефона вспыхнула надпись: «Номер не определен», но Саймон сразу узнал голос. Это был Боб Сандерсон. Его коллега, его источник жизни, его друг: детектив, старший инспектор Скотланд-Ярда.
Саймон ответил ему бодрым «Привет!». Он всегда был рад слышать Боба, потому что этот полицейский регулярно скармливал журналистам интересные истории: сплетни о дерзких грабежах и кражах, слухи о пугающих самоубийствах… В обмен за информацию Саймон всегда заботился о том, чтобы старший инспектор был на виду; о нем всегда упоминалось в обзорных статьях, причем в самых лестных выражениях — «умный полицейский, раскрывающий все преступления, восходящая звезда» и так далее. Это была неплохая сделка.
— Рад слышать твой голос, инспектор. Я немножко не удел.
— Ты всегда не у дел, Куинн.
— Это называется «внештатный сотрудник». Чем порадуешь?
— Возможно, чем-то любопытным. Странный случай в Примроуз-Хилл.
— Вот как?
— О да.
— И… что такое случилось? Где именно?
Детектив немного помолчал, потом ответил:
— Большой старый дом. Убита старая леди.
— Отлично.
— Не слышу особого энтузиазма.
— Ну… — Саймон мысленно пожал плечами, глядя на автобус, поворачивающий налево, к Белсайз-Парк. — Примроуз-Хилл? Я полагаю… какой-нибудь нервный грабитель, охотник за драгоценностями… Обычная история.
— О нет, на этот раз ты ошибся, — полицейский хихикнул, но в его смешке слышалась и определенная доля серьезности. — Это не стандартный случай ограбления, Куинн.
— Ладно, и что тогда? Что делает его необычным?
— Способ убийства. Выглядит так, словно леди сначала… связали узлом.
— Связали узлом?
— Именно так. Мне тут подсказывают верное слово… — полицейский немного помедлил, потом повторил: — Связали узлом! Возможно, тебе следует приехать и взглянуть самому.
2
За окном хосписа раскинулась бесплодная красота аризонской пустыни, с ее покоренными песками, пузырями базальтовых выступов… Зеленые руки гигантских кактусов-цереусов тянулись вверх, обращаясь с мольбой к неумолимому солнцу.
Если тебе предстоит умереть, думал Дэвид Мартинес, то это как раз самое подходящее местечко для этого, на самой окраине Феникса, почти в пригороде, где уже начинается великий пустынный край Сонора.
Дед что-то бормотал, лежа в постели. Капельница с морфином делала свое дело. Деда сейчас невозможно было понять. Впрочем, его теперь вообще редко кто понимал.
Внук наклонился и промокнул бумажной салфеткой пот со лба деда. Он снова пытался понять, зачем он приехал сюда, проделал весь этот путь из Лондона, потратив на поездку драгоценные свободные дни. Но ответ был тем же, что и прежде.
Он любил своего деда. Он мог бы вспомнить и лучшие времена: мог бы вспомнить деда темноволосым, крепким, бодрым человеком; тот сажал Дэвида к себе на плечи под жаркими лучами солнца. В Сан-Диего, у моря, когда они еще были настоящей семьей. Маленькой семьей, но настоящей.
А может быть, была и другая причина, по которой Дэвид ехал так долго. Его мать и отец погибли в автомобильной катастрофе пятнадцать лет назад. И уже пятнадцать лет Дэвид пребывал в Лондоне, а его дед доживал свои дни в далеком Фениксе. И зависело это только от Дэвида. Столь печальный факт требовал правильной оценки; поэтому Мартинес и приехал, чтобы должным образом попрощаться с единственным родным человеком.
Лицо деда исказилось во сне.
Уже около часа Дэвид сидел здесь, читая книгу. А потом, наконец, его дед проснулся, закашлялся и открыл глаза.
Умирающий пациент озадаченно уставился в окно, на голубой квадрат неба пустыни, как будто впервые его увидел. Потом его взгляд перешел на посетителя. Дэвид ощутил укол страха: а что, если дед, посмотрев на него, скажет: «Ты кто такой?» За последнюю неделю это случалось слишком часто.
— Дэвид?
Дэвид придвинул стул поближе к кровати.
— Дед…
То, что последовало за этим, нельзя было назвать настоящим разговором, но тем не менее это был разговор. Они поговорили о том, как дед себя чувствует; они вкратце затронули тему больничной еды. «Слишком много мексиканского, Дэвид, слишком много мексиканского». Дэвид упомянул о том, что неделя его отпуска почти закончилась и что он через день-другой должен уже будет лететь в Лондон.
Старик кивнул. За окном в небе над пустыней кружил ястреб, и тень большой птицы пронеслась по комнате.
— Мне очень жаль… я не был с тобой, Дэвид, когда… когда твоя мама… и папа… ну, ты понимаешь… когда это случилось.
— Не понял?
— Ты знаешь. То… ну, что случилось… я так чертовски сожалею обо всем этом. Я был дураком.
— Нет. Будет тебе, дед. Не надо начинать все снова. — Мартинес покачал головой.
— Выслушай меня, внучек… пожалуйста… — старик поморщился. — Мне надо сказать тебе кое-что.
Дэвид кивнул, внимательно вслушиваясь в слова деда.
— Я должен это сказать. Я бы мог… я мог бы сделать больше, помочь тебе больше. Но ты так хотел остаться в Англии, подруга твоей мамы увезла тебя туда, и казалось, что это к лучшему… ты ведь не знал, как это было трудно. Приехать в Америку. После войны. Когда… когда твоя бабушка умирала…
