Бывали моменты, когда сны переставали тревожить его и наступали периоды забвения. Он с облегчением погружался в последнее.
Но образы становились более настойчивыми. Он видел картины совсем недавнего прошлого. Брент вновь стоял возле основания колонны крайн, наблюдая, как рабочие тащат наверх его единственного друга. Ноги Карна болтались, как у тряпичной куклы, они с силой ударились о колонну, но он ничего не почувствовал. Затем образ потускнел, и его место заняла насмешливая ухмылка лысого убийцы, которому Брент все еще не подобрал имени. А еще лицо невысокого темнокожего мужчины с резкими, словно у хищной птицы, чертами, носящего изящный галстук-бабочку.
Но хуже всего были не воспоминания, а странный, постоянно повторяющийся кошмар. В лихорадочных галлюцинациях Брент обнаруживал себя в огромной, холодной комнате, вырубленной в скале наподобие Атахр Вин. Звуки здесь заглушались, словно древние скалы поглощали любое дерзкое слово. Возле стены он видел силуэт огромного мужчины, державшего в одной руке сверкающий драгоценный камень, а в другой — темную статуэтку. И когда рука гиганта крепче сжимала фигурку, Брент чувствовал, что его ребра начинают прогибаться, трещать, а затем внутренности взрывались.
Именно в эти моменты он всегда просыпался, жадно глотая воздух и надеясь увидеть перед собой что-нибудь — что угодно — другое. Он пытался противиться сну, фиксируя взор на горизонте, но за бесконечными полями пшеницы и ржи не было никаких признаков города. Вскоре Брент оставил всякие попытки сообразить, где же он находится. Каррельян заставлял себя концентрироваться на ничем не примечательных поворотах унылой и скучной дороги, но редко добивался сколько-нибудь продолжительного успеха. Чаще он пребывал без сознания, покачиваясь в седле, и мили пути оставались для него незамеченными. К счастью, Рэчел была разумным и спокойным существом, безропотно бредущим вперед.
Как-то раз Брент очнулся в тихий предрассветный час, находясь почти в здравом рассудке, словно боль сожгла некую туманную дымку в его мозгу. Рэчел стояла у обочины дороги, наслаждаясь длинными стеблями травы. Брент, собравшись с духом, выпрямился в седле, отчего его желудок почувствовал себя рыбой, которую чистит прилежная кухарка. Он подумал было перерезать ремень, удерживавший его в седле, и рухнуть в траву, просто чтобы несколько часов отдохнуть по-настоящему и, возможно, заснуть без сновидений. Однако Брент знал, что не найдет в себе сил снова взобраться в седло.
Упрямый путник безжалостно направил Рэчел на дорогу. С каждым шагом острие боли все глубже вонзалось в желудок, но он скрипел зубами, заставляя себя сосредоточиться на холодном взгляде Хейна, словно на стрелке компаса. Он продержался больше часа, следя, чтобы Рэчел без лишних остановок двигалась к Белфару, но постепенно его тело все ниже клонилось к шее лошади, а голова все больше моталась, пока он вновь не обнаружил себя зажатым в руке хмурого человека в очень холодной комнате.
В следующий раз очнувшись от мучительного кошмара, он обнаружил себя въезжающим между двумя древними каменными стенами на улицы Белфара. Некогда к каждой стене крепилась створка огромных железных ворот — до сих пор можно было увидеть четырехфутовые борозды, в которых располагались петли, — но с тех пор как Белфар стал купеческим городом, самым большим в Чалдисе, его ворота были широко распахнуты для всех. И в качестве символа свободной торговли старейшины шестьдесят лет назад решили и вовсе убрать ворота; Белфар превратился в открытый город. Все дороги вели сюда, сюда заходил каждый караван с товарами, и не существовало в мире такой вещи, которую нельзя было здесь продать, купить или, в случае Брента, украсть.
Каррельян родился в Белфаре, но он никогда не ощущал его своим домом. Да, здесь случалось не только плохое, но и хорошее — проказы и маленькие триумфы, выпадавшие на долю Брента, когда ему вместе с Марвиком, товарищем тех лет, случалось освоить новый трюк своего ремесла. Но покинув Белфар, Брент не испытывал сожаления — дерзкий и способный вор последовал за человеком по имени Карн в столицу, где и началась настоящая работа.
Теперь, похоже, она привела Брента назад, но уже почти в виде трупа.
Поводья оставались в его руках исключительно по воле случая, к тому же у Брента все равно не хватило бы сил воспользоваться ими, так что Рэчел бродила по городу, повинуясь собственной воле. Ранним вечером улицы были все еще переполнены. Десятки торговцев настойчиво предлагали свои товары с повозок и лотков, находившихся по обочинам дороги. У стен выстроились нищие, демонстрируя разнообразные увечья — кто настоящие, а кто и фальшивые, — в надежде на то, что им швырнут монетку. Моментально вокруг лошади образовалась толпа ребятишек, и Брент ощутил внезапный приступ боли, на сей раз вызванный нахлынувшими воспоминаниями, — он увидел свою собственную немытую руку, протянутую к купцам, проезжавшим мимо по дороге. Полубессознательно он сунул руку в карман и швырнул пригоршню монет, гораздо больше, чем собирался, несчастным детям.
Эта оплошность лишь подогрела аппетиты маленьких побирушек. Они скакали и бесновались вокруг его лошади, требуя большего, распевая песенки и громко крича, привлекая тем самым взгляды всех прохожих. Брент двигался вперед еще несколько мгновений, меньше всего желая оказаться в центре внимания и надеясь, что попрошайки просто уберутся прочь, увидев его безразличие. Однако по опыту он знал, что рассчитывать на подобную удачу не приходится. Дети кружили и орали с неослабевающим пылом, выкрикивая свои песенки о нужде, царящей на темных улицах. Он знал единственный способ избавиться от них, хотя в его состоянии такое действие являлось полным абсурдом, — положил руку на эфес меча. Брент не смог бы поднять клинок, даже если бы от этого зависела его жизнь, но угрожающего жеста оказалось достаточно. Маленькие попрошайки растворились во тьме.
Брент огляделся вокруг и сообразил, что Рэчел случайно завезла его в беднейший и самый опасный район, который горожане называли Лабиринтом Блейка. Он прекрасно помнил эти узкие, мрачные улочки, ведь ему самому пришлось достаточно долго прожить здесь. Брент очень хорошо понимал: задерживаться в этом месте было равносильно тому, чтобы нарисовать мишень у себя на лбу. Обитатели Лабиринта Блейка знали вкус конины и понимали толк в одежде. К тому же они могли за полмили учуять, есть у вас деньги или нет. Брент отчаянно нуждался в относительной безопасности трактира и был бы счастлив остановиться в первом же попавшемся на пути.
Вскоре перед ним замаячила видавшая виды вывеска, обещавшая пиво и комнаты для ночлега. Перед лачугой — слишком много чести было назвать эту развалюху трактиром — болталась троица бедно одетых женщин. Взглянув на их покрытую мурашками кожу, Брент содрогнулся. Они сбились в кучку, испуганно глядя на путника, и, когда он остановил Рэчел у дверей, принялись шепотом совещаться. Две женщины, по всей видимости отчаянно нуждавшиеся в деньгах, понадеялись, что какая бы загадочная хвороба ни мучила путешественника, она окажется не заразной или по крайней мере не смертельной, и постарались привлечь к себе его внимание.
Брент проигнорировал их жалкие попытки. Каждое движение стоило ему бешеного количества сил и решительности. Он сконцентрировал всю свою волю на извлечении кинжала из ножен. Затем принялся слабой рукой пилить один из ремней, удерживающих его в седле.
