— Я угодил вам? — спросил Мадх.
Сардос протянул руку, взял драгоценный камень двумя пальцами и поднял его вверх, все еще стоя спиной к свету.
— Я действительно очень доволен, — громыхнул Сардос. — Ко всему прочему, тебе еще повезло отыскать нисташи.
Драгоценный камень исчез в руке Сардоса, а сам маг шагнул к входу в туннель.
— Как скоро ты будешь готов к новому путешествию? — поинтересовался он, и в его глубоком голосе прозвучала нотка нетерпения.
Мадх вздохнул. Похоже, опере в Агитане придется подождать. Но благо страны превыше его личных удовольствий.
— Я в вашем распоряжении, господин, как всегда.
Сардос наклонил голову, принимая его ответ.
Хорошо. Через пять дней я отплываю из Тирсуса, но ты не успеешь встретиться со мной в столице. Мы остановимся сделать запасы провизии в Кхантуме. Там ты сядешь на корабль.
Мадх кивнул.
— Куда мы отправляемся?
У слова, слетевшего с губ Сардоса, был солоноватый привкус крови.
— Гонвир.
И на мгновение сердце Мадха замерло в груди. Гонвир, после эпохи Опустошения, — мертвая земля. Гонвир, именовавшийся Кирилеей, некогда был чудесным садом, волшебным домом крайн, и он же стал местом их последней битвы. Гонвир, где обитало лишь искривленное, искаженное, деформированное то, что не подчинялось больше никаким законам природы. Никто никогда не ездил в это отравленное место, поскольку в Гонвире не было ничего, что бы мог пожелать человек, будучи в здравом рассудке.
«В Гонвире вообще ничего нет», — подумал Мадх… Ничего, кроме развалин города Титум. И того здания в самом сердце города, где Атахр Вин и Тарем Хамир сотворили Принятие Обета. Здания, в котором этот Обет может быть нарушен.
Мадх заговорил странным, глухим голосом, а рука, шарившая в кармане, показалась ему самому очень далекой.
— Вы говорили, что Фразы нужны только для защиты, только для того, чтобы подчинить Чалдис нашей воле…
— Я действительно когда-то это говорил, — пророкотал Сардос, всем своим тоном выражая нежелание продолжать разговор.
Мадх по привычке уже готовился склонить голову в знак повиновения, но не сумел сдержаться. Слова срывались с его губ сперва медленно, а затем потекли бурным, неудержимым потоком.
— Вы сказали, что Индор никогда не захочет повергнуть мир в тот хаос, который царил до Принятия Обета.
— Достаточно! — рявкнул Сардос, сдвинув в гневе темные брови. — Через две недели жду тебя в Кхантуме.
Кровь стучала в голове Мадха. Он ощущал что-то похожее на опьянение.
— Я не могу позволить вам совершить это, — выдохнул он.
— Кхантум, — повторил маг.
Ладонь Мадха взорвалась острой болью, кожу пронзили иглы корня каханес. Эта мука была такой же знакомой, как спазмы, сотрясавшие тело, как слова, срывавшиеся с его губ. Сардос медленно повернулся в тот момент, когда из пола ударили первые молнии волшебной мощи, ярко осветив семифутовую фигуру мага, синие языки холодного пламени плясали на его искаженном бешеной яростью лице. Когда ударила следующая молния, длинные черные волосы Сардоса, словно живые, потянулись ей навстречу, обгорая на концах, но маг не обратил на это ни малейшего внимания. Он воздел руки над головой, губы беззвучно произносили слова заклятия, взгляд был устремлен не на Мадха, а на потолок пещеры.
Несчастный слишком поздно взглянул наверх. Только тогда он обнаружил источник оглушительного грохота. Мадх лишь успел увидеть, как потолок пещеры, в которой он родился, падает ему на голову.
Сардос отступил от завала, черные глаза мага пронзили окутавшую его тьму. Когда рассеялось густое облако пыли, обнаружилась гигантская гора каменных обломков, ставшая достойной гробницей для столь ценного инструмента.
«Жаль, конечно, лишаться такого орудия», — думал маг, а его губы уже шептали заклинание для возвращения в Тирсус. Но после того как он завладеет всем миром, у него будет достаточно времени произвести на свет другого сына.
