В настоящее время – злобной дурой. Мужики от меня так и шарахались, несмотря на приятный солнечный денек и располагающий к неге шум прибрежной волны.
Я вынеслась на набережную, сама того не заметив. Не здесь ли снимались исторические кадры с офицером в мундире?
Чтоб как-то унять колотящее меня бешенство, я достала одну из неврученных коробок, остервенело сорвала целлофановую обертку.
Коробка распахнулась как по волшебству, и коричневые кадушечки конфет посыпались на асфальт. Веселый голос довольного собой самца игриво произнес за моей спиной:
– Девушка, угости конфеткой!
Он не имел возможности полюбоваться выражением моего лица, поэтому, когда я развернулась в его сторону и смерила свирепым взглядом с головы до ног, улыбочка на его миловидном личике увяла сама собой и молодой самец предпринял попытку ретироваться.
– Вы – капитан? – бесцеремонно поинтересовалась я, продолжая разглядывать его мундир.
– Прапорщик, – почему-то виноватым голосом ответил самец, пытаясь обойти меня с фланга.
– Почему прапорщик? Это сухопутное звание! – рявкнула я.
Бедняга от неожиданности моего заявления втянул голову в плечи и даже стал ниже ростом, но я не дала ему опомниться.
– А где капитан? – требовательно спросила я, и бледный прапор, пораженный командными интонациями моего голоса, завертел головой, выискивая среди окружающих капитана. Видимо, решил, что сумасшедших не стоит расстраивать, а надо им потакать.
– Вот идет капитан второго ранга! – с облегчением воскликнул он. – Вы не его ищете?
Я глянула через улицу, туда, куда он тыкал пальцем.
– А почему он не в белом мундире со стоячим воротничком?
Вопрос был поставлен с максимальной жесткостью, и прапор, собравшийся уже убегать, снова втянул голову в плечи так резко, что чуть фуражка не свалилась.
– Не знаю, – растерянно забормотал он. – А разве им положен белый мундир?
И вдруг просветленно воскликнул:
– Нет такой формы одежды «со стоячим воротничком»! До свидания, девушка!
И унесся, затравленно оглядываясь.
А я еще долго смотрела вслед неизвестному мне капитану, горько сетуя, что и тут любящая мамочка меня обманула.
* * *
Вынимая из маминой сумки свежий батон и с аппетитом откусывая горбушку, я невнятно попросила:
– Мама, расскажи про папу.
Она выложила на стол пакет с картошкой, пучочек петрушки, пригорюнилась и начала:
– Папа был капитаном на большом корабле, я один раз зашла туда с ним, все матросы выстроились, отдали мне честь…
– Правду, пожалуйста, – прошамкала я. Пристально поглядела в мамины широко открывшиеся глаза, проглотила разжеванный мякиш и негромко добавила: – Если, конечно, сможешь.
– Э-э… Я, доченька… – залопотала она, будучи не в силах с ходу перестроиться.
Тогда я вздохнула и выдала ей свою версию событий, включая появление фотографий.
Мама сжала губы и беззвучно заплакала.
– Значит, это так все и было? – почти равнодушно поинтересовалась я, откусывая край батона.
Мама всхлипнула, взяла кухонное полотенце, промокнула лицо и горячо воскликнула:
– Нет, ты совсем не права!
Я приподняла брови, демонстрируя крайнее изумление.
– Не права! – упорствовала мама. – И не смей мне перечить!
Я пожала плечами, демонстрируя готовность ни в чем не перечить, но маму это не успокоило.
– Ты даже не понимаешь, как ты не права! Он был замечательный, изумительный человек!
– Ах, значит, все-таки он был? – не удержалась я от ядовитого комментария.
– Конечно! – запальчиво вскинулась мама. – И на фотографиях – именно он, твой папа, – Вениамин Александрович Шагиров! И в церкви мы венчались! А тебе я не стала рассказывать все про него потому, что правда более странная и непонятная, чем любой вымысел.
– Даже чем твой? – весело поразилась я, на секунду перестав жевать.
– Даже чем мой… – понурилась мама.
– Ага, – глубокомысленно откликнулась я. – Делаем вывод. Значит, В. А. Шагиров – не капитан дальнего плавания.
– Нет, совсем не капитан, – вздохнула мама.
– Тогда кто же он? – в глубочайшем изумлении развела я руками.
В правой руке был зажат огрызок, оставшийся от батона. Он привлек мое внимание, и после некоторого раздумья я откусила от него выступающий кусочек корочки.
Мама, нахохлившись, наблюдала за моими манипуляциями.
– Ты не поверишь, – тоскливо выдохнула она.
– А я проверю! – пообещала я.
– Да как же ты проверишь? Он – князь!
– Ах, князь? – деловито уточнила я и потянулась за карандашом и бумагой, чтобы все записать тщательнейшим образом. – Какого княжества? Как туда проехать? Трамваем или троллейбусом?
– Никак не проехать, – бесцветным голосом объявила мама. – Я пыталась. Никак.
– Но ему-то это все же как-то удалось? Или не удалось? Тогда давай перейдем к следующему кандидату на мое отцовство. Итак, кто на очереди? Президент, космонавт, иностранный шпион?
– Ему – удалось! – перебила мама. И повторила с нажимом. – Ему! Мне – нет.
– Как-то не очень внятно получается, – констатировала я. – Может, потянем нить событий с другого конца? Расскажи мне о вашем знакомстве.
– Мы встретились за огородом дяди Миши, – с готовностью начала мама.
Но я поспешила уточнить:
– Дядя Миша – это кто? Тоже князь?
– Дядя Миша – князь? – рассмеялась мама. – Какой же он князь – он просто мой дядя. Брат моей матери. Твой двоюродный дедушка. Ныне покойный. Уже лет десять как схоронили. Или даже одиннадцать, надо посмотреть письмо тети Веры.
– Может, хоть тетя Вера – князь? – с некоторой надеждой поинтересовалась я. Уж очень хотелось дальше про князей. Но мама только отмахнулась:
– Какой там князь! Во-первых, не князь, а княгиня, во-вторых, и не княгиня, а просто жена дяди Миши. Живет в хуторе Калиновка. Двадцать лет назад я, студенткой, каждое лето к ним ездила. Там так красиво…
Она примолкла, взгляд затуманился воспоминаниями.
– И? – поторопила я ее.
– И доездилась… – невесело хмыкнула мама.
– А-а, значит, он из местных? – поняла я. – Наш князь, хуторской!
– Что он не из местных, я поняла сразу, – покачала головой мама, грустно улыбаясь. – Ослепительной красоты, в белом парадном мундире с золотым шитьем…
