Она нажала на кнопку вызова:
– Алло, добрый день…
И понеслось… Условные единицы запрыгали, падая в чей-то невидимый карман. Душа расцвела. Снег и ураган отступили перед превосходящими по силе потоками сознания.
– Буря, снег, метель. Никакого просвета. Подъемники стоят, вертолет не взлетает. Конец света. Чтобы понять, на каком я свете, сегодня с утра пошла в гору ногами. Одна. Представляешь? Ветер отодрал не только одежду от тела, но и кожу от костей. Свет, безусловно, еще этот, но теперь я без кожи. Хочешь взглянуть?
Он, видимо, хотел.
Она продолжала:
– Самые последние из самых прозорливых только что зачехлили все, что можно было зачехлить, и рванули в аэропорт. Остались, наверно, только братья Ардо. Шутка. Сейчас пойду смотреть, кто еще остался.
В дверь стучали. В дверь уже не стучали. В нее вошли.
– Извини, Кирилл, тут ко мне пришли. Я тебе попозже перезвоню. Целую.
– Опять затяжная беседа с далеким другом? – Давид сел в кресло, вытянув ноги, Данил остался стоять в дверях. – Что это за телефонная любовь-морковь такая?
Несмотря на то, что братья-близнецы были похожи, как два передних колеса ее «Audi», – различала она их безошибочно, даже тогда, когда они хотели ее разыграть. Братья владели в этих местах практически всем, в том числе и гостиницей, в которой она жила, а в свободное от производственных проблем время катались на досках. Очень хорошо катались. Лет пять назад они сумели взять в аренду эмчээсовский вертолет, и теперь любители экстрима могли добираться до склонов, на которые не ступала еще нога человека, и прокладывать свой собственный путь по высокогорью. От иностранцев отбоя не было. В Альпах подобное развлечение стоило на порядок дороже и только при предъявлении лицензии. Здесь – плати деньги и лети. Если не боишься. Она не платила. Она была своя. Знала братьев Арно с детства и верила им, как себе, может быть, даже больше.
– Ну, и что у нас плохого? – она села на кровати.
– Да, брось ты, Кира, все хорошо. – Давид обнял ее за плечо. – Посмотри в окошко. Огромные белые мухи. Разве они не замечательные? Ветер поет. Слышишь? Для тебя поет. Как выводит! Для тебя когда-нибудь пел ветер?
– Это он для вас поет. А я кататься хочу. В тишине. Нам в Москву скоро. Между прочим, каникулы уже кончились. Апрелю в школу пора.
– Твоему Апрелю можно вообще не учиться. У него голова, как моих три. А потом, при чем тут Апрель? Посадим его на самолет, как обычно, и пусть себе учится. А мы завтра летим на нашей стрекозе на южный склон. Синоптики дали отмашку. Готовься.
– Ура! А разве кроме нас кто-нибудь остался?
– Больше целого. – Данил подошел к окну. – Послезавтра будет солнце. Ликуйте!
После ликования, которое закончилось глубоко за полночь, Кира долго не могла уснуть. Решив особо не упорствовать, она открыла ноутбук и стала печатать.
«3 апреля. Слишком уж это хорошо, чтобы быть… С первого раза нарвалась сразу на то, что надо. Или не надо? С чего это я решила? Чувствую. А я и должна была нарваться на него с первого раза. Иначе никак. Зачем же тогда упражнялась я всю жизнь с мыслеформами, чтобы получить его со второго. Теперь главное понять, почему именно он. Что в нем такого, что поможет мне или спасет меня? Он идет вверх. Или нет, он, похоже, никуда не идет. Это уже хорошо. Он играет. Хочет скрыть свою суть. Хочет быть выше ограничений, которые накладываются другими. Хочет казаться все время разным, непредсказуемым, раскрепощенным, свободным. Иногда, пожалуй, слишком увлекается. Впрочем, он неплохо вжился в свою роль, но это только роль, и внутри у него все по-другому. Часто не уверен в себе, боится получить отказ в любой форме, даже по телефону. Поэтому заранее готов его получить, тем самым ограждая себя от различного рода переживаний. Хочет быть свободным от желаний…»
Через неделю, когда вовсю светило солнце и в гостиницу с новой силой хлынули отчаянные сноубордисты, горнолыжники и те, кто с ними, Кирин номер обчистили, освободив ее от камеры, фотоаппарата и ноутбука, не считая того, что взяли по мелочи. Перед тем, как это случилось, в ее ноутбуке появилось еще несколько записей.
«5 апреля. Вчера, несмотря на жуткий снег, взлетели. Летчик сказал, что наверху чисто. Ждите! Игорь ныл всю дорогу. Николас тоже мучился, но виду не показывал. Как истинный американец, повесил на себя еще одну пищалку. Да хоть обвешайся! При такой видимости и ветре – одно неверное движение, и никакие пищалки не помогут. Ну, если только труп побыстрее найдут… Дэвид с Фридом вообще остались в вертолете. У одного, видите ли, крепление ослабло, второй даже объясняться не стал… Их право. Чего летели? В итоге спускались сначала впятером. Давид, как всегда, ринулся вперед, потом мы с Данилом, за нами Игорь с Николасом. На „точке“ – двое последних остались ждать вертолет. Данил немного повредил кисть, но нас с Давидом одних не оставил. Давид опять взялся за старое. Говорит, что это он вызвал эту бурю. Не может успокоиться. Пару раз пытался меня подсечь, осторожно, правда, чтоб никто не догадался. Зачем? Ну, навернусь я опять. Понравилось у койки моей сидеть? Впрочем, сидеть уже, вероятно, необходимости не будет… На „Чайке“ отдыхали минут двадцать. Забинтовали Данилу кисть. У меня безумно разболелась спина. Давид молчал и лупоглазился. Мы с Данилом болтали о Кирилле. Данил не верит, что я его ни разу не видела, и вообще не верит, что я могу так нежно к кому-то относиться. Я сама не верю. Но факт. Данил говорит: попроси его приехать. Приедет – значит судьба, если нет, говорит, мы с Давидиком судьбу тебе здесь подыщем. Ту судьбу, от которой не уйдешь. И смеется. Давид резко вскочил и ринулся вниз, практически в пропасть. Ну и мы за ним…
Вечером писательница Фаина пригласила нас с братьями Арно на ужин. Читала нам что-то, даже пела. Арно внимали, хоть и начали изрядно уставать от ее болтовни. Я тоже старалась, как могла, изображать участие. Получилось хреново. Налегала на виски. Так что можно было все списать на невменяемость. Во время ужина позвонил он. Я вышла, вернулась минут через сорок. И опять услышала о своей неземной любви. Фаина, уже изрядно подпитая, требовала предъявить предмет моей страсти… Давид проводил даму к себе и быстро вернулся. Данил тем временем погрузился в воспоминания десятилетней давности, когда мы втроем занимались любовью. Юбилей, говорит, надо отметить, а при сложившихся между нами отношениях это настолько естественно, что вообще не подлежит обсуждению… Я сделала вид, что не услышала или не поняла. В общем, пропустила мимо ушей. Он сделал вид, что ничего не говорил, и повторять не стал».
«7 апреля. В нем есть что-то, что притягивает. Меня! – Бред! Меня ничто уже не может притянуть. Он не такой, как я, но я чувствую, что он очень близок мне. Какой он? Лучше не знать. Да продлится эйфория! Может, все-таки попробовать с ним встретиться? – Зачем? Я ведь падаю».
«11 апреля. Он сам не знает, что у него внутри. Вот его и колбасит. От саморазвития. А все уже развито. Нужно только заглянуть в себя».
