Но Горас с жадностью вслушивался в каждое слово, желал больше услышать, больше узнать о крепости на берегу моря, управляемой лордом барсуком, не знающим страха. Дед научил его песне о Саламандастроне. Горас привык к тому, что он мирный крестьянин, но песня эта будила в нем что-то воинственное, героическое, и он с удовольствием распевал ее, работая в поле, воюя с валунами.
Бабушка чаще рассказывала об аббатстве Рэдволл. Горас вглядывался в языки пламени, вырывавшиеся из очага, представлял себе этот большой счастливый дом, где живут мирно самые разные животные, трудятся, пируют, наслаждаются общением.
И мирные будни обитателей аббатства казались Горасу столь же привлекательными, сколь и боевая жизнь барсучьей крепости на берегу моря. Мысли эти, однако, оканчивались вздохом. Ведь штормовое море отрезало их от земли, сны никогда не станут явью.
В последнее время старики все реже и реже говорили, и Горас теперь засыпал пораньше.
Погода не радовала, после жестокой зимы наступила весна, оказавшаяся ложной: снова навалился мороз, подул свирепый ветер, все проросшее и расцветшее вновь замерзло и погибло.
И то славно… Горас уснул спокойным сном.
А в это время пираты Виски Длиннозуба заметили слабый свет их мирного очага.
2
Горящие угли посыпались на Гораса и вырвали его из сна. Грохот потряс их маленький домик, сзади раздались дикие вопли. Горас инстинктивно схватил двузубые деревянные вилы по имени Тунг. Но не успел он поднять вилы, ставшие в его лапе грозным оружием, как в голове что-то вспыхнуло. Полуоглушенный, он обернулся.
Над ним возвышался лис, сверкая золотистой шерстью и замахиваясь для второго удара кистенем. Длинные зубы его торчали из пасти в зловещей усмешке.
— Башка что булыжник у этого полосатого, — успел услышать Горас, и на голову его обрушился второй удар.
В глазах барсука вспыхнули разноцветные искры, он упал, погрузился во тьму.
Горас не знал, сколько лежал без сознания. Но привиделась ему гора на залитом солнечным светом берегу великого моря. Он приближался к горе, шлепая по воде. Перед ним на берегу неподвижно стояли барсуки, молча глядели на него. Все вооружены мечами, топорами, копьями, боевыми дубинами, сделанными на совесть.
Что-то подсказало Горасу, что звери эти не пребывают среди живущих, что это тени великих воинов, зачем-то решившие навестить его.
Один из них, весь седой, самый старый, ступил в воду, направился навстречу Горасу. Он уперся лапой и грудь молодому барсуку и спросил гулким низким голосом:
— Зачем явился ты в Саламандастрон?
Горас, недовольный тем, что его отталкивают, огрызнулся:
— Убери лапу, старый!
Но ветеран не пускал его к берегу. Стоя перед Горасом, он гаркнул:
— Ступай в Рэдволл!
Старый барсук поднял и вторую лапу и грубо отпихнул Гораса. Тот плюхнулся в холодную соленую воду.
— Глянь, кэп, не подох пес полосатый!
Горас чуть не захлебнулся. Какой-то горностай окатил его из ведра забортной водой. Очнувшись, Горас увидел, что находится на большом судне, валяется на палубе, окруженный злобно ухмыляющейся нечистью. Его обступили хорьки, ласки, горностаи, крысы, одетые в лохмотья, но весьма неплохо вооруженные. На поясе Горас нащупал толстую цепь, примотанную к мачте и запертую на замок. Горностай забросил привязанное к веревке ведро за борт, зачерпнул воды, поднял наполненное ведро на палубу и обратился к капитану:
— Кэп, освежить его еще разок?
Высокий лис с золотистой шерстью оскалился в ухмылке:
— Что, полосатая собака, еще водички желаешь?
Запекшаяся на голове Гораса кровь закрыла один глаз толстой коркой. Вторым глазом Горас попытался подробнее разглядеть обстановку. Жутко болит голова, к горлу подкатывает тошнота.
Лис пнул его, пригнулся.
— Ты глухой или дурной, пес полосатый? Еще водички хочешь?
Горас оперся о мачту, зло уставился на обидчика единственным открытым глазом.
— Я не пес, и звать меня Горас.
Лис повернулся к горностаю:
— Освежи его, освежи, Балид.
Тот мгновенно выплеснул содержимое ведра в физиономию Гораса. Барсук принялся отфыркиваться, а лис степенно проговорил, помахивая кистенем:
— Запомни, что ты здесь у меня в гостях и звать тебя никак, если я тебя никак не назову. А я тебя, пожалуй, назову Каменной Башкой, потому что лоб у тебя — ой какой крепкий… Нравится имечко?
Команда подобострастно заржала, а Балид взмахнул пустым ведром и проверещал:
— Каменная, каменная, кэп, точно, скала и есть, не то ты бы его сразу порешил. А тут два раза грохнул, а он все живой.
По взгляду капитана и по нависшей над палубой тишине Балид понял, что ляпнул что-то невпопад.
— Чё, чё? — непонимающе забормотал он.
— Ничё! — гаркнул капитан, резко повернувшись к горностаю. — Я, Виска Длиннозуб, капитан «Кравявой кешки», не прибил этого пса, потому что мне пес живой нужен, а не дохлый. Ты дурной, Балид, не допер сам? Ты-то кого порешил?
— Ни… никого, кэп, прости, никого. Я при Кодже был. Мы никого не убивали. Мы токо дом спалили да поперву там, внутре, двух дряхлых псов полосатых заперли, чтоб не сбежали… чтоб погрелися, значится.
Второй раз Балид, сам того не подозревая, совершил ошибку. Последнюю в жизни. Горас рванулся к горностаю. Цепь не пустила его далеко, но мощная лапа барсука достала до шеи Балида. Шея жутко хрустнула, мертвый Балид, сбитый ударом, покатился по палубе.
— Все вон! — завопил, отпрыгнув подальше, Виска Длиннозуб. Мог бы и не кричать.
Мгновенно палуба вокруг барсука опустела. Нечисть, сбивая друг друга, отскакивала, неслась подальше, пряталась за надстройки.
Лис Кодж, младший брат Виски и его помощник, свирепо зарычал, подхватил двузубые вилы Гораса и рванулся к барсуку.
— Убил моего помощника, гад! Вот я тебя!
Виска задержал брата:
— Стой! Он мне живым нужен.
Кодж оперся на вилы и почесал обрубок хвоста.
— Живым? На кой?
Длиннозуб хмыкнул, покачал головой:
Ты, Кодж, не только хвоста лишился, а и умишка тоже, как я погляжу. Ты глянь на этого пса, глянь глазами-то. Глаза разуй. Видишь?
