– Ты скопируй дискетку, – предложил Вадим. – Там есть почти всё.
– А чего там нет?
– Например, моих домыслов. Но они тебе и ни к чему, верно?
– А ещё?
– Я уже говорил: в этом проглядывает система. Кто-то взялся за губернию всерьёз, и касается сие не только горожан. Чтоб ты знал, большинство сёл уже недоступно для наземного транспорта, и чего там деется, не ведают даже крутари! Добавь сюда шуточки с гравитацией: пресловутый Бугор, – затем суперновые плазмо-пушки и вездеходы-ходульники, эти новые материалы, прущие из всех щелей, загадочные вставки в тивишниках…
– Хорошо, и куда всё ведёт?
– Погоди, – сказал Вадим, услышав на кухне свист.
Быстренько смотавшись за чайником, он залил кипятком насыпанную в заварник смесь, тоже подаренную Оксаной.
– Я уверен в одном, – произнёс Вадим затем. – Чтоб удержаться у власти, наши задолизы пойдут на сговор с кем угодно – хоть с дьяволом.
– Ну да, только мистики нам не хватало!..
– А что есть мистика? – сразу спросил хозяин. – Всё, что выходит за пределы наших знаний? Так ведь пределы-то очень тесные!
– А чем не устраивают тебя, скажем, обычные зачуханные марсиане? – спросил Тим. – Ну, или ладно, пусть это будут каллистяне, обставившие нас на сотню-другую лет. Чем они-то тебе не угодили?
– Тоже в детстве Мартыновым ушибся? – усмехнулся Вадим. – «Каллистяне», «Звездоплаватели», эники-бэники… Мало собственных утопий, подавай инопланетные, причём на блюдце! Без пересадки из сумеречного настоящего в солнечное будущее. Ну да, когда-то и я с надеждой вглядывался в небо, – но если мы и дождались, то кого? Уж никак не коммунаров, и я даже не уверен, что из-за облаков.
– Конечно: из-под земли! – огрызнулся Тим так обиженно, будто у него отбирали игрушку. – С рогами и хвостом, да?
– Но ведь что такое каллистяне, подумай! Довольно простенькая, хотя и премилая экстраполяция наших тогдашних надежд – от которых ныне остался пшик, как ни печально. Если коммунизм состоится, то на каких-то иных принципах или на ином материале, качественно отличном от нынешнего.
– На суперменах, что ли? – фыркнул щупляк.
– На суперлюдях, – возразил Вадим, – в которых человечности будет куда больше, чем в теперешних. И связи между ними станут куда прочнее, хотя свободней.
– Всё это лирика, – отмахнулся Тим. – Вечно нас заносит в крайности!.. Пока что даже демократия нам не светит – выбраться б из дерьма, и то ладно.
– Можно подумать, ты знаешь способ!..
– Что упираться надо – ты уже понял, – сказал Тим. – Но перед тем как определить способ, не мешало бы разведать цель, разве нет?
– И заняться этим ты предлагаешь мне, – догадался Вадим. – Для кого ж я буду стараться: для себя, для тебя, – на чью мельницу стану лить? Или, как тот Ихтиандр, буду нырять за жемчугом, а распоряжаться станут другие? Хватит темнить, Тим! Ты ж знаешь: вслепую я не работаю. И плевать на ваши субординацию с конспирацией – накушался этим при прежней и нынешней властях. Пока не состыкуюсь с вашими заправилами, не вызнаю цели, хрен вы от меня чего дождётесь!..
– Погоди, Вадик, ну погоди! – Тим закрестился, ошеломлённо смеясь: – Свят, свят, свят… С чего ты на меня напал? Что ты несёшь, какая организация! Ты чего, Вад?
– Про организацию ты сам сказал, – заметил Вадим. – А я, может, имел в виду вашу лабораторию. Ты кому лапшу вешаешь, суслик?
– «Я не суслик, я барсук», – машинально отозвался Тим и спросил с беспокойством: – Тебе и вправду чего известно? Но я ж никогда…
– Просто я тебя знаю, – оборвал Вадим. – Ты жить не можешь без интриг или заговоров, Тимушка, это у тебя в крови – скажешь, нет? В средние века, при каком-нибудь дворе, тебе б цены не было, и угодил бы ты в графья либо на плаху. Сейчас правила иные, для них ты мало подходишь – вот и маешься. Нынешняя система тебя выдавила – значит, ты непременно станешь под неё копать и, конечно, не в одиночку: ты ж не я. А кто сейчас в оппозиции? Пожалуй, немногие из спецов да вольные творцы – если не считать крутарей. Но последних ты убоишься, а среди прочих тебе самое место. Вопрос в том, на что годятся твои заговорщики?
– Ну чего ты от меня хочешь? – с тоской вопросил Тим. – Злыдень!
– Я? – удивился Вадим, вынимая из компа дискетку. – Абсолютно ничего. При условии, что и ты ничего от меня не ждёшь.
Он спрятал дискетку в ящик, насмешливо наблюдая за напряжённым лицом приятеля. Поинтересовался:
– Думаешь, здесь и оставлю? Ага, разбежался!.. Я ж насквозь тебя вижу, забыл?
Насвистывая, Вадим достал из ящика, будто из ларца с сюрпризами, давешний предплечный брус, снятый с убитого Шершня, и принялся сосредоточенно его разбирать, время от времени поглядывая на Тима.
– Чего это? – воспылал тот, падкий на подобные штуковины, как и любой нормальный мужик.
– Оружие, – ответил Вадим. – Я назвал его игломётом. Пуляет вот этими спицами, по отдельности либо пачками, почти бесшумно. Убойная сила чудовищная: доспехи прошивает, точно картон.
– Дальность?
– Для города – вполне.
– И откуда?
– От верблюда, – отрезал Вадим, – двугорбого. Так и выложу тебе всё!.. Честный обмен, забыл?
– Значитца, так, – решившись, сказал Тим. – Сейчас я дискеточку приберу, да? А завтра, ближе к вечеру, сведу тебя кое с кем. Идёт?
– А не врёшь?
– Слово!
В самом деле, Вадим ощутил его искренность. Беда в том, что завтра Тим с той же убеждённостью сможет пообещать прямо противоположное. Отличная штука – искренность… если уметь ею пользоваться.
Вадим снова достал дискетку, задумчиво повертел.
– Да на, – он бросил дискетку Тиму, – подавись!
– «Вот теперь тебя люблю я», – бодро сказал тот. – А чего станешь делать дальше? Я ж вижу: ты нацелился на что-то!..
Оказывается, за тридцать лет знакомства и он наловчился проницать Вадима.
– Во-первых, пора перестать уповать на забугорного барина, – заговорил Вадим. – На фиг мы сдались ему, сам подумай? Во-вторых, главные события здесь происходят ночами, – значит, придётся менять режим, благо и так почти не сплю. В-третьих, надо разобраться наконец с мясорубками, пока они не захлестнули город.
– Кажись, ты на что-то намекаешь?
– На то, что их становится многовато для одиночек, даже для целой банды маньяков. Но вытворяют это именно люди, хотя и странные. Загородное зверьё тут ни при чём: оно б не оставляло трупов – только кровь да немного костей, самых неудобоваримых. А если убийства массовые, значит, убийц много и с каждой неделей становится больше, словно распространяется эпидемия. Вспомни Варфоломеевскую ночь, когда весь город будто сошёл с ума, превратившись в маньяка!.. Правда, в Париже это случилось сразу, зато и прошло быстро; а наша крыша съезжает помалу – но, видимо, напрочь. Каждый начинает искать жертву по силам, упражняясь пока на девицах да на таких вот бедолагах, – Вадим подёргал задремавшего Жофрея за свисающий хвост. – А что будет, когда шакалы станут сбиваться в стаи? Впрочем, вряд ли им это позволят, – спохватился он. – У них другое предназначение: стадное, – кого-то ведь надо доить? А в сторожа определят нынешних волков.
