Тарн быстро взглянул на меня, потом осклабился и сделал мне длинный нос.
— Расскажи про преступление, — быстро сказал я, — которое планируется.
Она ответила не сразу:
— Это целая серия преступлений. Ты же понимаешь, я не стала бы звонить, если б речь шла о мелких деньгах. Но на карту поставлены большие деньги, да и жизни, человеческие жизни... люди умирать будут...
Тарн возился с магнитофоном. И одновременно пожимал плечами. Дескать, болтовня, и все.
— Я умру, — произнес энергичный молодой голос. — Я должна умереть. Только это может решить все проблемы.
Тарн покрутил пальцем у головы, классический жест. Она чокнутая, целиком и полностью. Одна из наших полуночных чокнутых.
— Ты боишься умереть? — спросила она. Тарн сделал мне знак, указал на меня пальцем: тебя спрашивает, с тобой разговаривает.
— Не знаю, — ответил я. — Умирать мне как-то еще не приходилось.
Она разозлилась:
— Я не для того звоню, чтобы выслушивать дешевые остроты.
Тарн ухмыльнулся. Его магнитофон крутился. А я вдруг взбеленился:
— Милая девушка «Я-должна-покончить-с-собой»! Не думай, черт подери, что я шучу. Видывал я, как люди умирают. Я видел больше смертей, чем хотелось бы помнить. И некоторых умерших никогда не забуду. Сам бывал рядом со смертью так близко, что знаю: оставшаяся мне жизнь — это подарок. Так что — не хочешь слышать дешевых острот, не говори дешевых фраз.
Тарн иронически улыбнулся. Это меня тоже разозлило.
— Я не боюсь умереть, — сказал я. — И не так уж много людей на свете этого боятся. Ведь единственное, в чем мы, люди, можем быть уверены — так это в том, что умрем, все до одного. И единственное, что интересно, так это как мы будем умирать.
Теперь и Юлле заинтересовался. Он тоже включился в сеть.
Ну и хорошо, быстрее дело пойдет.
— Ты долдонишь про самоубийство, как будто это самый плохой способ умереть. Да, ей-богу, лишить себя жизни — это самое простое. А вот сгнивать от рака или истлевать от СПИДа и при этом по-прежнему вести себя цивилизованно, тактично, человечно — такое требует мужества. Покончить с собой — да это просто трусость. Кстати, как ты это думала проделать, ведь ты же в каталке сидишь?
В трубке было совсем тихо. Неужели так легко сдается?
— Могу предложить, — сказал я. — Прицепи фейерверочные ракеты к своей колымаге и рвани с эстакады у Катарина-лифта!
Мне показалось, что она хихикнула.
— Какого черта! — сказал я. — Если купишь достаточно мощные ракеты, так сможешь еще сделать мертвую петлю, прежде чем грохнуться!
Тарн засмеялся, но Юлле посмотрел на меня неодобрительно.
— И подумай, — сказал я, — подумай, каких чрезвычайно интересных людей ты сможешь встретить... после этого... И Карла Двенадцатого,[2]и Буффало Билла,[3]а ведь ты так любишь лошадей!
Теперь засмеялась и она. Не громко, не облегченно, но по крайней мере засмеялась.
— Знаешь, как я хочу умереть? — спросил я. И быстро добавил, прежде чем она успела что-либо сказать: — Хочу, чтобы меня застрелил обманутый муж.
Она просто зашлась от смеха. Настоящего звонкого смеха. А я думал: спасибо тебе, Боб Хоуп![4]Надеюсь, не упрекнешь меня, когда встретимся в раю.
— Ты звонишь среди ночи в самую крупную утреннюю газету Швеции. Мы отвечаем вежливо, мы не имеем права бросить трубку. Так приказано. Но мы не занимаемся душеспасением. Мы Богу не конкуренты. Если это Он тебе нужен, так у его генерального агента есть дежурная станция. Номер — в телефонном справочнике, на третьей странице. А хочешь беседовать с нами, так нас интересует только одно: конкретные факты.
Я замолчал, выжидая. В трубке было слышно, как она хихикала и сморкалась. Потом вроде прикурила сигарету.
Тарн говорил по другому телефону. Выглядел он, по обыкновению, неряшливо. Уже две недели как ему надо было бы постричься, и два дня — как помыть голову. Мятый костюм он, похоже, купил лет десять назад на распродаже в ПУБе.[5]Галстук в пятнах.
Словом, Тарн вышел из тех далеких времен, когда журналисты стреляли деньги за неделю до очередной получки.
— О'кей? — сказал я с раздражением.
— О'кей, — ответила она.
— Это был десерт. Перейдем к горячему?
— Можешь выдрючиваться как тебе угодно. — Ее голос звучал спокойно и жестко. — Мне это ни капли не поможет.
— Но тогда скажи, чем мы можем помочь! У тебя же, наверное, была какая-то идея, когда ты набирала наш номер.
Юлле положил передо мной листок бумаги, на котором Тарн написал: АДР & НРТЕЛ?
— Кстати, где ты находишься и какой у тебя номер телефона?
Я не сразу разобрал, что было написано на листке строчкой ниже. Ага: «Телефонная станция пытается установить ее номер».
— Это не твое дело. И вот еще что: вам не удастся проследить, откуда я звоню. Это я выяснила. Но помочь мне вы можете.
— Как?
Теперь ей придется что-то предложить.
— Напишите о... ну, о всяких безобразиях.
— А что это за безобразия?
— Ну, напишите, например, о... — Она больше не колебалась, голос опять стал энергичным. — Напишите о частных фирмах по охране имущества. Там столько дерьма, надо бы присмотреться.
Охранные фирмы! На лице у Тарна проступило изумление. Он пожал плечами и сделал мне знак: давай, мол, говори дальше.
— Охранные фирмы? — сказал я. — Вот на днях мы выезжали в Бромму,[6]в тамошний супермаркет. Я был на репортажной машине, вместе с журналистом, словом, все на полную катушку. Нам сообщили, что какой-то охранник, сволочь и фашист, надругался над ребенком. Оказалось, что этот охранник — пожилая тетка и что она хлопнула по руке четырнадцатилетнего озорника, который стащил шоколадку.
Она не отвечала.
— За все лето это было самое страшное дело, связанное с охранными фирмами. Послушай, за этими компаниями наблюдают и полиция, и специальное подразделение при губернском управлении. Я уж не говорю о таком страшном чудовище, как общественность... Так что ничего эти фирмы натворить не могут, поверь мне.
