Звонившим был… Подождите, подождите, сейчас сочиню для него подходящие имя и занятие… Как вам покажется Шлёссерер? Гейнц К. Шлессерер. Буква «К» между именем и фамилией настораживает. Но не хочу показаться вам несправедливым, мне, например, известно множество весьма симпатичных и уважаемых людей с буквами между именем и фамилией, например, всеми ценимый писатель Ганс Ф. Нёбауэр. Это «Ф» – вы ведь уже свыклись с моими отклонениями от темы? – так вот, эта буква имеет одну любопытную особенность: никто даже из ближайших друзей Небауэра представления не имеет о том, какое второе имя скрывается за ней. Известно только, что имя это не Фридрих, не Франц, не Фердинанд, и не Фридолин, и не Фритьоф. Издатель Небауэра в свое время даже учредил приз тому, кто сумеет проникнуть в эту тайну. По моим предположениям, второе имя Небауэра – Фафнер или Фазольт. Не исключаю даже Фейрефица – помните из «Парцифаля» Вольфрама:[2]
Сей Лесоруб, сей рыцарь смелый,
Под стать сорокам черно-белый
(И белолиц и чернолиц),
Отважный воин Фейрефиц[3],
Все, все, будет нам лирических отступлений.
Итак, Гейнц К. Шлессерер. Род занятий: оптовая торговля электротоварами. Ну конечно, не бог весть какой крупный опт, но все же прибыли от него хватило на виллу в стиле модерн. И заметьте, не на найм ее, а на владение в собственности.
Должен здесь сделать одно признание. Того, кто позвонил в то утро, хоть и звали по-другому, тем не менее он на самом деле был оптовым торговцем электротоварами. Тогда ему было под шестьдесят, сейчас он уже умер, причем умер в исправительном учреждении, в котором, по моим подсчетам, провел без малого десять лет, и, как мне представляется, совершенно незаслуженно, поскольку был невиновен. Но что означает пресловутое «невиновен»? Вы ведь помните тот сомнительный, устаревший ныне (устаревший ли?) воспитательный принцип, согласно которому если ребенку за его проказы пожаловали затрещину, а потом выяснилось, что он не проказничал, пожаловавший ему затрещину взрослый, желая успокоить в первую очередь себя самого, утверждает: «Ерунда это все, так или иначе он бедокур, стало быть, и затрещина поделом».
Вследствие цепи неких не заслуживающих серьезного внимания обстоятельств позже мне выпало познакомиться с позднейшим и, что куда важнее, ранним периодом жизни Шлессерера; это стало возможным благодаря моему участию в рассмотрении дела Шлессерера, поскольку суд интересовали в первую очередь обстоятельства, имевшие непосредственное отношение к упомянутому делу. Правда, мое участие ограничивалось присутствием на процессе в качестве слушателя. Обвинение представлял один из моих «первых прокуроров» – назовем его Эпфлером, – в высшей степени добросовестный юрист, в свое время опора моего отдела, человек до въедливости ответственный, симпатичный, хотя увлекается спортом и, как любитель спорта, чуточку, как мне представляется, однобокий. Ныне он тоже… Нет-нет, на этот раз вы не угадали, ныне он давным-давно на пенсии, он ушел на покой даже раньше меня, поскольку был вынужден оставить работу вследствие какого-то несчастного случая, происшедшего с ним по причине увлечения горными лыжами, что-то там с суставом. Хрястнул не только сустав, но и карьера.
Я решил ограничиться ролью простого слушателя, хотя и был наделен в отличие от обычных любопытных, что норовят не пропустить ни одного мало-мальски примечательного процесса, некоторыми привилегиями. Процесс тот приковал всеобщее внимание, люди на него буквально ломились, однако доступ в зал получала лишь ничтожная часть желающих, а в наиболее интересные дни люди собирались перед зданием суда засветло или даже с ночи. Я же, человек, официально допущенный на процесс, поскольку имел к нему все-таки хоть и косвенное, но служебное отношение, усаживался в зале заседаний еще за пару минут до того, как распахивались двери в здание суда и люди, давя друг друга, устремлялись в зал. «Будто эрзац-кофе без карточек распродают», – высказывал мнение престарелый вахмистр Кристофель. Из памяти вахмистра не стерлись времена продажи эрзац-кофе по карточкам.
Что до Шлессерера, тот также пережил их, причем далеко не в детском, а уже в призывном возрасте. Но, будучи весьма ценным и квалифицированным работником электротехнической отрасли оборонной промышленности, он был зачислен в категорию лиц, не подлежащих призыву, то есть получил броню – именно так звучало это волшебное в ту пору слово, – и пересидел войну с первого до последнего ее дня дома. Как я уже говорил, все это стало мне известно случайно от нескольких лиц, даже не подозревавших, почему и насколько сильно меня интересовали перечисленные сведения. К тому же узнал я эти детали тогда, когда «Дело с пеларгонией», уступив место другим мерзостям, забылось, как был благополучно позабыт и сам угодивший в тюрьму Шлессерер, причем даже теми, кто дрался за право очутиться в зале заседаний.
Электромонтер по профессии, Шлессерер работал на оборонном предприятии, хоть и пострадавшем от бомбежек, но все же продолжавшем функционировать, пусть и не на полную мощность, до самого конца войны. Когда в апреле 1945 года к нашему городу с запада стали приближаться американцы, было принято решение эвакуировать предприятие куда-то на юг, в Оберланд, словно в те дни еще можно было рассчитывать на благополучный исход войны; оборудование и расходные материалы срочно упаковали в ящики и погрузили на газогенераторные грузовики. Но случился воздушный налет, превративший производственные здания в груду дымящихся развалин, а грузовики – в произведения абстрактного искусства. Лишь два из них уцелели вместе с грузом – те, что стояли поодаль от зданий. Персонал предприятия испарился неизвестно куда, а Шлессерер, углядев свой шанс, вместе с одним тоже забронированным пожилым мастером – я постараюсь не углубляться в детали, – так вот, Шлессерер вместе с пожилым мастером сумели перегнать уцелевшие грузовики в один из пригородов, тогда еще деревню, где у мастера жил приятель, и с согласия последнего груз в темпе перекинули с грузовика в пустовавший сарай.
А груз был по тем временам не простой, а золотой: лампочки, провод, цоколи, розетки, штепселя, вилки и тому подобное, причем никому и в голову не пришло разыскивать пропажу. Едва отгремела война, как Шлессерер вместе с пожилым мастером открыли магазинчик электротоваров, а с приходом денежной реформы фирма «Шлессерер и КО» окрепла настолько, что смогла отказаться от розничной торговли и целиком сосредоточиться на оптовой, которая, как помнится, бурно развивалась в эпоху «экономического чуда».
И когда Шлессерер приобрел во владение виллу в стиле модерн в тихой части города, он уже давно расстался со своим компаньоном, пожилым мастером цеха, и считался в мире бизнеса солидным и надежным партнером, каковым и был.
На этом заканчивается первый из четвергов земельного прокурора д-ра Ф.
