Лотерея
В этом году мне исполнилось семнадцать, и у меня больше нет права пользоваться школьным омнибусом. Сейчас я, к собственной радости, хожу пешком. Лошади — огромные звери темной масти, той породы, которая давным-давно стала популярной из-за своей способности находить добычу, а сейчас вынуждена возить экипажи и омнибусы, — могут учуять мой запах. Не раз они поворачивали морды в мою сторону, и их ноздри раздувались, как влажные рты, зашедшиеся в молчаливом крике. Я предпочитаю ходить в одиночестве под темнеющим закатным небом.
Я выхожу из дома рано, как и каждую ночь. К тому времени, когда добираюсь до школьных ворот, сквозь них уже вливается поток учеников и учителей — верхом и в экипажах, серые силуэты в темноте.
Сегодня пасмурно и особенно темно. «Темно» — так мой отец описывал ночь, когда все заливает чернота. В темноте мне приходится щуриться — потому она так опасна. Все остальные щурятся, только когда едят что-то кислое или чувствуют неприятный запах. Никто никогда не щурится только потому, что темно, — это способно выдать меня с головой, так что я даже не позволяю себе наморщить бровь. На уроках я сажусь рядом с ртутными лампами, которые испускают намек на свет (большинство предпочитает сероватый сумрак полной черноте), чтобы уменьшить риск неожиданно сощуриться. Люди ненавидят эти места рядом с лампами — слишком ярко, — так что мне всегда удается найти себе место.
Ненавижу, когда меня вызывают к доске. Я выживаю, сливаясь с массой, не привлекая к себе интереса. Но когда меня вызывают к доске, я оказываюсь в центре внимания. Как сегодня, на уроке тригонометрии. Этот учитель спрашивает чаще, чем остальные, поэтому я его терпеть не могу. Еще у него мелкий почерк, и в сумраке невозможно разглядеть, что он там нацарапал на доске.
— Ну, Эйч-шесть, что думаете?
Н6 — это мое обозначение. Я сижу в ряду Н на шестом месте. Обозначение меняется в зависимости от того, где я. На социальных науках, к примеру, я D4.
— Можно, я не буду отвечать? — говорю я.
Он недоуменно смотрит на меня:
— Честно говоря, нельзя. Вы второй раз за неделю отказываетесь отвечать.
Я смотрю на доску.
— Что-то я ничего не соображаю. — Я стараюсь не рассматривать цифры на доске, боясь, что могу случайно прищуриться.
Он прикрывает веки:
— Нет, нет, такой ответ я не приму. Я знаю, что вы можете это решить, вы всегда хорошо показывали себя на экзаменах. Вы можете решить это уравнение даже во сне.
Остальные начинают поворачиваться в мою сторону. Пока не все, но достаточно, чтобы я занервничал. Среди них та, что сидит прямо передо мной. Пепельный Июнь. На самом деле ее обозначение сейчас — G6, но про себя я всегда называл ее Пепельный Июнь. С первой нашей встречи, много лет назад.
Она оборачивается и смотрит на меня своими шикарными зелеными глазами. У нее такой понимающий взгляд, как будто ей наконец стало ясно, что я долгие годы смотрю на ее роскошные каштановые волосы (великолепный, завораживающий цвет), мечтательно вспоминая о том, как прикасался к ним много месяцев назад. Она смотрит мне в глаза и удивляется, когда я не отвожу взгляд, как делал обычно. Делал с тех пор, как заметил ее интерес ко мне, с тех пор, как сам ощутил, что мое сердце тянется к ней.
— Эйч-шесть? — Учитель начинает постукивать мелом по доске. — Ну, попробуйте, идите сюда.
— Я честно не знаю.
— Да что с вами такое? Это же элементарное уравнение для вас. — Он пристально смотрит на меня. Я один из лучших учеников в школе, и он это знает. По правде говоря, я с легкостью мог бы стать лучшим — учеба дается мне легко, даже не приходится напрягаться, — но намеренно стараюсь казаться глупее, чем есть. На самом верху было бы слишком много внимания. — Ну, смотрите, давайте вместе. Прочитайте задание.
Неожиданно положение ухудшилось. Но паниковать рано. Пока рано.
— У меня еще мозги не проснулись.
— Просто прочитайте задание. — Теперь он говорит достаточно строго.
Ситуация окончательно перестает мне нравиться. Учитель принял происходящее слишком близко к сердцу.
На меня смотрит все больше народу.
Нервничая, я начинаю откашливаться. Потом ловлю себя на этом. Вовремя. Люди никогда не прочищают горло. Делаю глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Подавляю желание вытереть верхнюю губу, где, как я подозреваю, выступили бисеринки пота.
— Мне повторить вопрос?
Пепельный Июнь смотрит на меня все пристальней. На секунду мне кажется, что она разглядывает мою верхнюю губу. Заметила там поблескивание пота? Я не сбрил какой-то волосок? И тут она поднимает руку. Тонкую, бледную, длинную руку, похожую на лебединую шею, взметнувшуюся из воды.
— Думаю, я знаю решение, — говорит она и поднимается с места. Забирает мел у растерявшегося перед ее напором учителя. Ученики нечасто ходят к доске, когда их не вызывали. Но с другой стороны, это же Пепельный Июнь, она всегда получает то, что хочет. Она поднимает глаза на уравнение, а потом быстро пишет большими буквами и цифрами. Через минуту заканчивает и получает пятерку с плюсом. Отряхивая руки, возвращается на место. Несколько учеников начинают почесывать запястье, учитель присоединяется к ним.
— Забавно, — говорит он, — мне понравилось.
Он демонстративно скребет запястье все быстрее, и его примеру следует все больше учеников. Я слышу звук ногтей, царапающих кожу.
Я не отстаю, вслед за ними длинными ногтями чешу запястье, хотя меня это бешено раздражает. Мои запястья с изъяном. Они не начинают чесаться, когда что-то кажется мне смешным. Мое естественное желание — улыбнуться, то есть растянуть в стороны рот и показать зубы, а не чесать запястье. У меня там чувствительные нервные окончания, но это не имеет никакого отношения к юмору.
Неожиданно по громкой связи передают сообщение. Тут же все перестают чесаться и выпрямляются. Электронный голос, ни мужской, ни женский, властно объявляет:
— Важное сообщение. Сегодня, в два пополуночи, Правитель обратится к нации. Присутствие всех граждан обязательно. Соответственно, все уроки, выпавшие на это время, отменяются. Учителя, ученики и весь административный аппарат приглашаются в актовый зал, где будет транслироваться в прямом эфире обращение нашего любимого Правителя.
Сообщение смолкает, но все молчат. Мы поражены новостью. Правитель — которого уже несколько десятилетий не видели на людях — очень редко выступает по телевизору. Обычно он предоставляет делать заявления своим четырем министрам (науки, образования, питания и закона) или пятнадцати подчиняющимся им директорам (конной инженерии, городской инфраструктуры, изучения геперов и так далее).
Тот факт, что он решил обратиться к народу, никого не оставляет равнодушным. Все как один пытаются предположить, о чем же пойдет речь. Обращение ко всей нации делается лишь в самых редких случаях. За последние пятнадцать лет это случилось только два раза. Один — чтобы сообщить о женитьбе Правителя, и второй — когда была объявлена Охота на геперов.
