Вдалеке, в проемах между складами, беглецу видны огни Манхэттена — за нефтебазами на берегах Ист-Ривер.
— Отстаньте от меня-а-а-а-а!
Кеды шлепают по стеклу и асфальту. Он понимает, что бежит не туда. Налетает на забор из сетки, поверх которой вьется спиралью колючая проволока. Лунный свет освещает табличку рядом с дырой в заборе: «ПИРС ТИФФАНИ-СТРИТ. НОЧЬЮ НЕ ХОДИТЬ».
Дальше — только темная река, несущая пенные воды к самой бурной части порта. Вечерний воздух кажется таким же мутным, как вода.
«Я не умею плавать». Человек тяжело бежит по пирсу.
И, конечно, появляются они — бесшумные и целеустремленные, как дикие африканские собаки, которых он как-то видел в передаче на канале «Нэшнл джиогрэфик». Не надо, ох не надо было заговаривать с этими типами, не удержался, задал один секундный вопрос — и взгляды стали жесткими.
— Пожалуйста, не трогайте меня!
Он падает на колени. Пахнет сырым деревом и смолой. Страшно поднять голову, преследователи уже близко. Перед глазами появляется рука; на суставе указательного пальца видна крохотная татуировка. Эту картинку он заметил еще в баре: старомодная абордажная сабля и барракуда. Он еще подумал тогда о пиратах.
Генри Морган. Черная Борода. Ситцевый Джек. Капитан Гривз.
Сейчас палец согнут, барракуда словно распахнула пасть.
— Я не знаю, чем вы занимаетесь. Мне плевать, чем вы занимаетесь. Я уйду и никогда не вернусь… — скулит человек в бейсболке.
Бейсболка летит в воду.
Вдали воет сирена.
Слишком далеко.
И снова Адские Врата — на этот раз увиденные в телескоп с сорок первого этажа.
— Ты оставил его в воде, — холодно произносит Тед Стоун, прижавшись глазом к прибору.
Леон Бок стоит позади, рассматривая картины на стенах. Суровость тона его не смущает. В комнате тихо; слышно лишь гудение кондиционера. На такую высоту не доносится ни звука: ни от автострады Франклина Д. Рузвельта, ни от вертолетной площадки ООН, ни с набережной. Сквозь окна с тройными стеклами Манхэттен кажется диорамой. Город внизу заполнен движущимися игрушками.
— Появился полицейский патруль. Ничего другого не оставалось, — замечает Леон тусклым, безразличным голосом.
— Ты ведь побывал у него в квартире, — говорит Тед.
— В морозилке лежала пицца.
— Меня не интересует, чем он питается.
— Я знаю, о чем вы спрашиваете. Это не тот человек.
Тед высок и худ. До тридцати пяти он участвовал в соревнованиях по сквошу. Крохотные прямоугольные очки придают ему слегка недоуменный вид, но подчеркивают жестокий взгляд, если он смотрит поверх стекол. От такого взгляда у парней в барах сжимаются кулаки, зато это хорошо действует на подчиненных в кабинетах. Глаза холодны, как мрамор. Лицо длинное и невозмутимое. Густые, песочного цвета волосы коротко подстрижены, макушка по-мальчишески вихрится; Тед уже начал седеть. Легкий шерстяной костюм из мягкого кашемира. Веселенькие красные подтяжки лишь подчеркивают консервативность стиля. Письменный стол уставлен фотографиями прелестной девочки-подростка, играющей в теннис. Гибкая фигурка напоминает сложение Теда.
Девочка кажется счастливой.
Леон ниже ростом, зато шире в плечах и плотнее. Этот человек проводит жизнь не в кабинете, судя по тому, как сидит на нем пиджак от Армани — в тонкую полоску, на двух пуговицах. Вид у него спокойный и расслабленный. Узел на полосатом шелковом галстуке завязан идеально. Кожа загорелая, как у моряка, а лицо умное, широкое, плоское. Интригующие черты, да еще и чуть заметный акцент, — многие женщины гадают о его происхождении. Диапазон догадок широк: Марокко, Евразия, Аргентина, Россия? Женщины всегда выбирают нечто экзотичное. Что-то в этом человеке подсказывает, что прибыл он издалека.
Леон разворачивает швейцарскую шоколадную конфету в фольге.
— В любом случае мы должны все закончить дней за пять.
— Полиция найдет его раньше.
Стоун отрывается от телескопа. Бок пожимает плечами.
— В этой стране полицейским даже не разрешается бить людей, — говорит Леон. — А как тогда добиться результата?
— Время от времени им везет.
— Никто и никогда не называл встречу со мной везением.
За окном в лучах восходящего солнца горят Адские Врата. Кровавый свет стекает по башням Мидтауна, растекается по тросам моста, окрашивает лоскуты тумана над рекой. Сверху буксиры напоминают армию трудолюбивых муравьев. Механизированный поток, вливающийся в Адские Врата.
У Теда звонит телефон, и двое мужчин напряженно смотрят друг на друга — под внимательным взглядом дюжины пар широко раскрытых глаз. Вот деспотичный Георг III на подлинном портрете кисти Ричарда Баррингтона; 1779 год. Унылое высокомерие во взгляде герцога Корнуэлльского, в левой руке шпага, правая рука — на бедре; 1693 год. Ненасытное желание в черных зрачках испанской инфанты Марии-Ансонии, обрученной с принцем Вильямом Английским, дабы связать два королевских семейства. Брак не удался.
Стулья куплены в аукционном доме «Кристи». В стеклянной витрине красуются пистолеты с рукоятками красного дерева; при Ватерлоо из этого оружия стреляли во французских драгунов. Гобелен со сценами охоты некогда скрывал пятно от воды на стене замка в восьми милях от Инвернесса. Британские войска разграбили замок, и гобелен отправился в Лондон, а потом несколько раз сменил хозяев: им владели угольный магнат из Пенсильвании, продюсер из Чикаго, разработчик программного обеспечения из Силиконовой Долины и, наконец, любитель британского антиквариата Тед Стоун.
Возможно, у Бока есть французские предки, думает Тед, вспоминая, как насмешливо тот смотрит на британскую живопись и как пафосно благоговеет перед едой. Как будто они никогда не делают ошибок. Они пресмыкались перед Гитлером. Они продают комплектующие для ядерного оружия всем подряд. Они проиграли войну с алжирцами, их дважды пришлось спасать от немцев. Но попробуй съесть гамбургер на глазах французского курьера, который и среднюю школу-то не закончил, и он посмотрит на тебя как на гориллу.
— Я хочу, чтобы за этой квартирой установили постоянное наблюдение, Леон.
— Разумеется.
— И хочу знать, придет ли туда полиция.
Вид у Бока невозмутимый; это равнодушие культивировали почти две тысячи лет. Должно быть, всем его предкам, не умевшим повалить дуб одним лишь презрительным взглядом, запретили размножаться еще во времена эдак Карла Великого, а теперь, столетия спустя, этот человек способен лишь на скупую усмешку. Бок умеет напустить абсолютно пренебрежительный вид, не шевельнув ни одним мускулом. На лице у него словно написано: «Я, по-твоему, что, дурак? Думаешь, я прилетел из Сантьяго, Бонна или откуда там еще ты меня вытребовал и не знаю, что делать?»
— Установи имя любого полицейского, который там появится, и номер его водительского удостоверения, — требует Тед.
