— В следующий раз это будет Кондолиза Райс, — отозвалась ее собеседница. — Два зайца одним выстрелом.
Ни о каком прогрессе тут и речи нет, думала она. Белый, желтый, черный, красный, мужчина ли, женщина ли — пост американского президента рассчитан на мужчину, независимо от цвета кожи и от пола.
— Бентли оказалась там отнюдь не в силу своих женских качеств, — медленно, почти равнодушно проговорила она. — А Райс — отнюдь не в силу цвета кожи. Через четыре года они сломаются. И будет это не слишком в пользу меньшинств и не слишком женственно.
— В таком случае трудно…
— В этих дамах привлекают не женственность и не рабские корни. Само собой, они используют это по максимуму. Но вообще-то привлекает…
Она поморщилась, попыталась сесть в кресле поудобнее.
— Тебя что-то беспокоит? — спросила Ингер Юханна.
— Нет-нет. Привлекает… — Она приподнялась, опершись на подлокотники, отодвинулась чуть ближе к спинке кресла. Потом рассеянно разгладила джемпер на груди и наконец сказала: —…то, что они чертовски рано сделали выбор.
— Какой?
— Решились так напряженно работать. Прилагать столько усилий. Никогда не совершать опрометчивых поступков. Избегать оплошностей. Никогда, никогда не попадать впросак. Сказать по правде, это уму непостижимо.
— Но ведь всегда есть что-нибудь… всегда… даже у глубоко религиозного Джорджа В. тоже были грешки…
Женщина в инвалидном кресле вдруг улыбнулась и повернулась лицом к двери. Девчушка, которой было годика полтора, виновато заглянула в комнату. Женщина протянула ей руку:
— Заходи, дружок. Хотя ты бы должна спать.
— Она что же, сама выбирается из кроватки с решеткой? — недоверчиво спросила Ингер Юханна.
— Она спит в нашей кровати. Иди сюда, Ида!
Девчушка вперевалку протопала к ней, и ее тотчас усадили на колени. Угольно-черные кудри обрамляли пухлое личико, а глаза были прозрачно-голубые, с ярким черным ободком вокруг радужки. Малышка осторожно улыбнулась, узнав гостью, и уселась поудобнее.
— Забавно, она так похожа на тебя, — сказала Ингер Юханна и наклонилась погладить пухленькие детские ручки.
— Это из-за глаз. Из-за цвета. Людей всегда обманывает цвет. Глаза.
Обе вновь замолчали.
В Вашингтоне, округ Колумбия, людское дыхание серой мглой висело в ярком январском свете.
Председателя Верховного суда с возвышения увели, сопроводили в помещение, со спины он почему-то напоминал медленно бредущего чародея. Вновь избранный президент была без шляпы; поплотнее запахнув бледно-розовое пальто, она широко улыбнулась.
За окнами на ословской Крусес-гате расползался вечерний сумрак; снега нет, на улицах сыро.
На пороге большой комнаты возникла забавная фигура. Она сильно приволакивала одну ногу, как этакий карикатурный мошенник из старого фильма. Волосы, сухие и редкие, торчали во все стороны. Из-под фартука выглядывали тощие, как палки, ноги в клетчатых тапках.
— Девчонке давно пора спать, — сварливо заворчала она, не удосужившись поздороваться. — Нету в этом дому порядка. Я тыщу раз говорила: ей надо спать в своей кровати. Ну-ка, иди сюда, моя принцессочка.
Не дожидаясь ответа ни от женщины в инвалидном кресле, ни от самой девчушки, она подхватила Иду, посадила ее верхом на свое больное бедро и заковыляла прочь.
— Вот бы мне такую помощницу, ведь на все руки мастерица, — вздохнула Ингер Юханна.
— Тут есть свои плюсы и минусы.
Обе опять умолкли. Си-эн-эн между тем передавала реплики комментаторов, перемежая их кадрами с парадного возвышения, где собравшаяся политическая элита окончательно капитулировала перед холодом и готовилась отметить инаугурацию президента самыми грандиозными торжествами, какие когда-либо видела американская столица. Демократы достигли всех трех поставленных целей. Во-первых, одержали победу над президентом, рассчитывавшим на переизбрание, а это уже само по себе немало. Во-вторых, выиграли они с большим преимуществом, нежели смели надеяться. И в-третьих, возглавляла их победу женщина. Все это не останется незамеченным. На экране телевизора мелькали теперь звезды Голливуда, которые либо уже прибыли в город, либо ожидались в ближайшие часы. Весь этот день в столице будет наполнен празднествами и фейерверками. Госпожа президент посетит множество приемов, будет принимать почести, произносить бесконечные благодарственные речи, выражать признательность за помощь и поддержку, а попутно наверняка то и дело менять туалеты. И при всем при том вознаградит достойных награды должностями и влиятельными постами, отметит степень участия в избирательной кампании и денежные пожертвования, оценит лояльность и старательность, многих разочарует, немногих порадует, как и сорок три ее предшественника за круглым счетом 230 лет истории страны.
— Разве после такого события уснешь?
— Извини?
— Думаешь, она сумеет уснуть сегодня ночью? — спросила Ингер Юханна.
— Ты меня удивляешь, — улыбнулась женщина в инвалидном кресле. — Конечно же сумеет. Она бы не оказалась там, где сейчас находится, если бы не спала. Она — воин, Ингер Юханна. Не позволяй хрупкой фигуре и женскому платью ввести тебя в заблуждение.
Она выключила телевизор, и откуда-то из глубины квартиры донеслась колыбельная:
— Ай-ай-ай-ай-БУМ-БУМ-БУМ…
Ингер Юханна негромко засмеялась:
— Мои дети до смерти бы напугались.
Ее собеседница подъехала к низкому кофейному столику, взяла чашку. Пригубила, сморщила нос и отставила чашку.
— Поеду-ка я домой, — сказала Ингер Юханна, полувопросительным тоном.
— Ну что ж, конечно, поезжай.
— Спасибо тебе за помощь. Ты так помогала мне все эти месяцы.
— Да тут особо не за что благодарить.
Ингер Юханна Вик легонько потерла поясницу, отвела за уши непослушные волосы, тонким пальцем поправила очки.
— Есть за что, — сказала она.
— По-моему, ты просто должна научиться с этим жить. Факт есть факт, она существует, и ничего поделать нельзя.
— Она угрожала моим детям. Она опасна. Я говорила с тобой, и ты принимала меня всерьез, верила мне… Так или иначе, мне стало легче.
— Почти год прошел, — сказала женщина в инвалидном кресле. — Вот в прошлом году все действительно было серьезно. А нынешней зимой… у меня однозначно сложилось впечатление, что она… дразнит тебя.
— Дразнит?
— Разжигает твое любопытство. Ты ведь необычайно любопытна, Ингер Юханна. Потому и занимаешься научными исследованиями. Именно любопытство впутывает тебя в расследования, к которым ты, в сущности, не желаешь иметь касательства, именно оно требует, чтобы ты непременно выяснила, чего хочет эта твоя преследовательница. Любопытство же… привело тебя и сюда, ко мне. И…
