Занятый своими воинственными размышлениями, Батист Латапи не сразу различил урчание мотора, которое вот уже несколько секунд раздавалось со стороны проходившей поблизости дороги. Шум привлек его внимание, только когда звук изменился и автомобиль остановился возле ручья. В панике крестьянин на всякий случай присел и стал вслушиваться. Надо же: оставил свой мопед внизу, в канаве!
Мотора не слыхать. Никакого движения. Что они тут забыли? Жандармы, что ли? Нет, не может быть, к тому же у приехавших двигатель на бензине — помощнее, чем патрульный, на дизельном топливе.
Согнувшись пополам, Батист бросился бежать к краю леса, чтобы посмотреть, что за тачка издает так беспокоящий его звук. На расстоянии трехсот или четырехсот метров он обнаружил пару фар — этакую новомодную молочно-голубую штуковину, с зеноном или как там его. За ними крестьянин различил белеющий призрачный силуэт большого автомобиля, похоже внедорожника. Машина стояла посреди дороги прямо напротив него.
Кто-то из пассажиров зажег лампочку под потолком, и она осветила три мужских силуэта в салоне. Люди сердито и громко о чем-то спорили, но не по-французски. Но и не на провансальском диалекте. Батист заметил, что, оживленно жестикулируя, они поочередно разглядывают дорожную карту. Затем пассажир на заднем сиденье ткнул пальцем в приборную доску, и спустя несколько секунд машина тронулась.
В его сторону.
Прямо беда.
Батист Латапи осторожно попятился, по-прежнему согнувшись в три погибели, и постарался спрятаться среди деревьев. Если они слишком приблизятся, он махнет между виноградниками, через участок черномазого. Пока они его не схватили…
И все-таки кто они? Похитители инжира?
— Потише, Феито! И что там с подвеской? Приподними-ка «рендж», я не имею ни малейшего желания, чтобы ты раздолбал мне его о камни.
Человек, сухо и презрительно обратившийся к водителю на мадридском испанском, сидел на заднем сиденье и, как мог, старался удержаться на месте, а не болтаться в салоне от стенки к стенке по ухабистой каменистой дороге.
— И включи отопление, tengo frio![7]— Он запахнул кашемировое пальто, надетое поверх темно-серого костюма. У него было удлиненное ухоженное лицо недавно миновавшего сорокалетний рубеж мужчины. Красивого, состоявшегося, следящего за собой, в самом расцвете сил.
Феито поискал глазами на приборной доске, не особенно понимая, что делать. Он выглядел настолько же неотесанным и тупым, насколько тот, другой — породистым и утонченным. Его движения сковывал слишком тесный для бычьей мускулатуры костюм, раскосые, глубоко посаженные глаза выдавали наличие предков indios,[8]рубцы на широком, плоском и искривленном носу свидетельствовали о ласках мачете. Удар не убил, но обезобразил его и подарил ему кличку Феито, Урод.
Детина вопрошающим взглядом уставился на своего «босса», Хавьера Грео-Переса, устроившегося на пассажирском сиденье.
— Оставь, Родриго, — тихо проговорил Хавьер, и в голосе его прозвучали тягучие колумбийские интонации. Он обернулся к ворчуну. — Адриан, mi hermano,[9]расслабься. — Он произнес это слово на американский манер, рии-лэкс. — Обещаю, если Родриго разобьет твою машину, я куплю тебе другую такую же, со всеми примочками. Да нет, еще с десятком! У нас есть la plata,[10]а при тех делах, которыми мы здесь займемся, будет еще больше. No?[11]
— Да не в том дело. Я вовсе не горю желанием провести здесь ночь, если ты… — надменно поджав верхнюю губу, Адриан Руано некоторое время разглядывал складки на загривке водителя, — твой… твой телохранитель совершит оплошность. Он не привык к здешним дорогам, а случись что, в такое позднее время мы никого не найдем. Не говоря уже о том, что место для встречи выбрано не самое удачное…
Хавьер Грео-Перес громко прищелкнул языком:
— Chinga,[12]ты раздражен со вчерашнего дня, когда я велел Родриго вести твое авто. Тебе не в кайф давать другим свои вещи, no? Понимаешь ли, прислуге тоже надо развлечься… — Он бросил косой взгляд на своего sicario,[13]чтобы посмотреть, как он реагирует, но тот, сосредоточившись на дороге, даже бровью не повел. Сейчас не до игрушек.
Адриан взглянул на смутно очерченный в свете потолочной лампочки профиль молодого колумбийца. Привлекательный латинос: квадратное загорелое лицо, крупные белые зубы в обрамлении толстых мясистых губ, нос с легкой горбинкой, бездонные черные глаза и густая каштановая шапка волос, длинная и распрямленная гелем. Знай он толк в тряпках, был бы вполне соблазнительным. А так — всего лишь туповатый красавчик с туго набитым кошельком. К тому же он ненавидит jotos[14]вроде Руано.
— Потому же ты бесишься, что твоя штуковина, — Хавьер показал на экран GPS, — не работает. Зачем так дорого платить за приборы, которые не работают. Тебе не нравится, когда тебя имеют, no? Заметь, мне тоже, но я бы на твоем месте постарался наладить эту дрянь!
На заднем сиденье Адриан Руано вжался в подушки. Лучше было бы не намекать на то, что для GPS требовались четкие данные, а не смутные указания на «ничейные земли». Хавьер плохо переносил, когда ему перечили, и славился жестокими приступами убийственной ярости. Именно поэтому после того, как парень сильно нашалил с дочерью одного из представителей колумбийской верхушки, его отец, Альваро Грео-Перес, отправил сынка проветриться в Испанию. Даже старому Пересу оказалось не по силам замять подвиги такого рода.
А он, Адриан Руано, ни в чем не мог отказать старому Пересу. Ergo,[15]должен был заниматься сынком, а главное — занимать его, помогая развивать бизнес семьи в Испании. Дон Альваро «убедительно просил». Адриан Руано уже давно имел дело с подобными людьми, поэтому прекрасно знал, что значит, когда они «убедительно просят». Даже если клан Грео-Пересов сам согласился работать с ним и помочь ему сделать карьеру и даже если он, молодой успешный мадридский адвокат, взамен упрочил положение семьи здесь, в Европе, для них он остается всего лишь лакеем. А прислуге не следует оскорблять сыновей хозяина. И лакей, как это ни неприятно, должен подчиняться даже в своем собственном автомобиле, когда сынок хозяина говорит: «Садись сзади, а мы порулим».
Хавьер на переднем сиденье продолжал свой монолог:
