ресторации, но отступать было стыдно.
— И решил, что будет нормально, если друг тебя пристрелит, а потом вместе с секундантами сядет за это в тюрьму, — хмыкнул я, — Так что ли, по-твоему?
— Я думал, что ты в меня не станешь стрелять, — вздохнул Вилли.
— Зачем тогда весь этот фарс с дуэлью был нужен? Можно же было просто сказать, мол, извини, Сашка, я был не прав. И на этом всё бы закончилось.
— Согласен,– кивнул Кюхля, — Глупо вышло.
Ох уж мне это дворянство, с её обострённым чувством достоинства, которое в нужное время засунуто в задницу и выставляется напоказ там, где это вовсе не нужно. Если ты за справедливость, то иди в судьи или адвокаты, а если смерти ищешь — то можно на Кавказ отправиться к генералу Ермолову. Зачем к друзьям-то цепляться?
До самой Мойки мы ехали молча. Злость на приятеля давно сошла на нет. Да и не было её, как таковой этой злости. Скорее не понимание того, что творится в голове у одноклассника.
— Вилли, следующий раз, если меня на дуэль вызовешь, я тебе ухо отстрелю, — в шутку ткнул я локтем в бок приятеля, когда мы въезжали на Полицейский мост. — И будешь ты после этого носить двойную фамилию Кюхельбекер-Безухов.
— Не-е, больше я друзьям вызовы не буду посылать, — заверил меня Кюхля.
— Ну, слава тебе, Господи, — перекрестился я, — Друзья Вильгельма Кюхельбекера отныне могут спать спокойно.
Утром следующего дня я вернулся с места бывшей службы, где оформлял своё увольнение. Процесс оказался недолог. Мне выдали обходной лист из шести пунктов, и уже на третьем пункте я потерял сто двадцать восемь рублей, возвращая в кассу ранее выданные мне подъёмные, потраченные на построение формы. С полностью подписанным обходным листом и распиской кассира о возврате денег я пришёл правителю канцелярии Коллегии иностранных дел Василию Алексеевичу Поленову.
— Увольняетесь? Жаль, Александр Сергеевич, очень жаль. Читал я ваши переводы. Тонкая работа, хочу заметить. Я и сам переводами грешу, так что имел возможность оценить, — сетовал он, накладывая на документы необходимые резолюции, — Не знаю причины, что на увольнение вас подвигла, но надеюсь — это взвешенное решение, а не юношеская блажь.
Василий Алексеевич и впрямь личность неординарная. Академик, писатель, биограф, талантливый переводчик стихов. Прямо гордиться можно, с какими людьми Пушкина жизнь сталкивала.
— А позвольте, я вам стих прочту. Тогда и причина станет понятней, и ваше мнение о стихах мне будет крайне любопытно услышать.
— Стихи? Нуте-с, попробуйте меня удивить, — вольготно раскинулся правитель канцелярии в кресле, что себе крайне редко позволял, будучи при исполнении.
Оду, написанную братом, я помнил наизусть, и с декламацией у Пушкина полный порядок, так что презентация стихотворения получилась вполне на уровне. Пожалуй, даже лучше получилось, чем перед друзьями в ресторане.
— Замечательно. Но рваный размер… Хотя — это тоже находка. Критики будут перья ломать, защищая или нещадно ругая столь вопиющее нововведение. Стихотворение сами сочинили?
— Брат постарался.
— И где же он служит? Отчего не у нас?
— Только поступать в пансион собрался. Мал ещё для службы, — позволил я себе лёгкую улыбку.
— Удивительное дело… Но вы говорили, что это произведение как-то с вашим увольнением связано?
— Государь высоко оценил наши старания в поисках затонувших сокровищ, приобретённых Екатериной Второй. Род Ганнибалов за удачно проведённую экспедицию получил княжеский титул, что и меня коснулось, а так же нам поручено довести дело до конца. И будьте уверены, мы не подведём. Вернём России ценнейшие полотна известнейших художников.
— Достойно, молодой человек! Очень достойно. Извините, что я в вас было засомневался, — промокнул Поленов платком уголки глаз.
Боже, сколько пафоса с моей стороны!
Зато какая красивая легенда пойдёт вскоре гулять по петербургским гостиным. Дверь-то у нас приоткрыта осталась, а за ней наверняка любопытные слушатели стоят. Ещё бы. Не каждый день в кабинете правителя канцелярии стихи с выражением читают.
Домой я вернулся за час до обеда. А там меня два письма поджидают.
Да каких!
Одно из Имперской канцелярии, а второе от Строганова.
Даже растерялся, не зная, за какое из них в первую очередь хвататься.
Начал с казённого. А там сухим канцелярским языком написано, что мне надлежит явиться в Канцелярию с документом, удостоверяющим личность, и иметь при себе сто рублей для оплаты пошлины за выдачу лицензии.
Эх-х, опять дилемма — то ли лезгинку броситься танцевать, то ли вприсядку пройтись…
Вместо танцев я выдохнул и подошёл к окну, настежь распахивая раму, чтобы промозглый воздух с Балтики охладил моё раскрасневшееся лицо.
Следующий конверт вскрыл, когда полностью отдышался.
Сергей Григорьевич был по-военному краток. Всего лишь сообщил, что заказанные им деньги к нему поступили и он готов к продолжению разговора.
Вот же конспиратор! Попади это письмо в чужие руки, и не понять будет, о чём идёт речь.
Понятно, что мы бы оба рискнули. Он — приобретением незаконного перла, а я — его изготовлением. Но тут большое спасибо государыне Марии Фёдоровне. Избавила она меня от деяний, способных привести к разногласию с Законом. Так что к изготовлению перла я уже завтра могу приступать вполне себе легально, не опасаясь дурных последствий.
Так-то у меня сложный период. Настало время сделать шаг в неизвестность, и осторожность должна была сослужить мне добрую службу. Я нырнул в мир редких материалов и необычных технологий, о которых прежде только слышал шепотом.
Создание столь могучего перла, который мы обсуждали со Строгановым — это не просто ручная работа, это настоящий искусство, требующее терпения, высочайшей концентрации и мастерства.
И я вовсе не через открытое окно почувствовал, как в воздухе повеяло вкусом свободы. На этот раз мне предстояло отказаться от многих условий и условностей, навязанных обществом, но я был к этому готов.
В ответном письме, которое я отправил нарочным в Строгановский дворец, по иронии судьбы находившемся в двух шагах от того ресторана, где мы недавно с приятелями отмечали получение мной княжеского титула, я предложил Сергею Григорьевичу встретиться в этом же ресторане для уточнения деталей, и желательно, не поздней среды.
Через несколько часов он ответил запиской, что отдельный кабинет в ресторане им заказан на среду, на восемь вечера.
За лицензией на производство перлов я поехал сразу же после обеда. Удивительное дело, но много времени хождение по Императорской канцелярии не отняло. Тут или графа Аракчеева заслуга,
