по осени что-нибудь привозила. А то она только цветы выращивала. А ты, я смотрю, тыквы завела.
— Да, они красиво цветут и смотрятся стильно. — Настя скрестила руки на груди и привалилась к углу кухонного простенка.
Тётя Римма осматривалась, причём с таким выражением на лице, будто в квартире чем-то гадостно воняло. Потом соседка снова натянула улыбку:
— А эти штуки, ну… — Она выразительно подвигала прорисованными бровями.
— Какие штуки? — сыграла наивность Настя, хотя сразу прекрасно поняла, о чём шла речь.
— Эти, на палке. В твоей клумбе.
— А что с ними? — наигранно подняла брови Настя.
— Они так светятся по ночам. Даже через занавески видно.
— Да что вы говорите. Странно, я не замечала. Они что, правда, светятся?
— Ну, — чуть замялась тётя Римма. — Как бы да.
— Ой, я и не знала. Тогда я их разверну в другую сторону. Чтобы они вам в окна не сверкали. — Настя изо всех сил пыталась сохранять серьёзное выражение лица, чтобы не расхохотаться в голос.
— Может, ты их на другое место перенесёшь? — Тёте Римме тоже трудно давалось притворяться дружелюбной, презрение в голосе так и пёрло. — Страшненькие такие.
— А мне кажется, они миленькие, — растянулась в улыбке Настя. — И место самое подходящее. Эту клумбу ведь бабушка Алина сама сделала, своими руками. Не смотри, что простой регистраторшей в морге всю жизнь проработала. Зато к ландшафтному дизайну талант.
Тётя Римма только кивала с приклеенной улыбкой. Вернее, улыбякой. Напоминание о месте, где трудилась почившая Настина двоюродная бабуля, всегда заставляло соседей вспотеть.
Но тётя Римма, похоже, была настроена на солидный разговор. Поэтому она опять растянулась в улыбяке и пошла в атаку:
— А колючую проволоку под забором ты когда натянула?
— Я? — притворно округлила глаза Настя. — Нет, вы что. Она уже давно там.
— Это от бродячих собак, да? — маневрировала тётя Римма.
— И от них тоже. — Настя мило улыбнулась.
Улыбяка против улыбяки.
— Но ведь и домашние могут задеть, — как бы озабоченно произнесла тётя Римма. — У Котовых-то вон собаки везде бегают.
— Так пусть они за ними смотрят. Собака — это тоже ответственность, — с самым серьёзным поучительным видом проговорила Настя.
— Да, да, — кивала тётя Римма. — Но ведь если подумать, что такого страшного произойдёт, если собачка пописает на цветочек?
— Ничего, разумеется, — с готовностью поддакнула Настя. — У меня, правда, тыквы прямо на земле лежат. Кстати, а давайте, я вам тыкву подарю?
— Ой, ну что ты! Не нужно! — замахала руками тётя Римма.
— Как это — не нужно? Вы же мне вон сколько всего приносите. А так будет — от нашего огорода вашему. Тем более, куда мне одной столько тыкв? Я завтра занесу, да?
Тётя Римма что-то невнятно промямлила и выскользнула в коридор.
— До завтра! — жизнерадостно произнесла Настя ей вслед.
— Да, да. До завтра, — донеслось с лестницы, по которой уже спускалась тётя Римма.
Настя закрыла дверь и, продолжая улыбаться, привалилась к ней спиной. Гошка, стоя в проходе у кухонной двери, одобрительно аплодировал.
— Пописает на цветочек, — ухмыляясь, повторила Настя. — Ну, если на твой цветочек, то пожалуйста. Сколько угодно.
Настя толкнула носком пакет, и из него по полу со стуком покатились подгнившие яблочки из сада тёти Риммы.
— Хороший компост из вас получится, — проговорила Настя, собирая яблоки и запихивая их обратно, к нитратным кабачкам и огурчикам. — Глифосатные вы мои. Тьфу, что я несу. Какие ещё мои. Спасибо, не надо.
Завязав ручки пакета узлом, Настя села на холодный дощатый пол. Давно не крашенный. И обои пожелтели и начали отставать. А на ремонт денег нет. Вот поэтому соседи из мерзкой притворной жалости тащат ей свои отравленные урожаи — считают нищебродкой, которой по какой-то несправедливой причине досталась квартира. Правда, в разваливающемся доме, далеко за Щербинками, в не самом благополучном микрорайоне.
— Да, я злюка, — твёрдо произнесла Настя, глядя на снисходительно улыбающегося Гошку. — И ты знаешь, почему я такая. Или ты думаешь, я собак не люблю?
Настя упёрлась локтями в колени, а подбородком в ладони. Попыталась сосредоточиться и представить рядом с Гошкой Беляшика. Светлый пёсик с хвостиком-колечком мелькнул и тут же пропал.
— Это потому, что он умер не здесь, а в Сарове, — объяснила Настя Гошке. Хотя он и так всё знал. — Не надо было его там оставлять. Сашка его никогда не любила, вот и выпустила. Все дворы машинами заполнены.
Глаза щипало, Настя тёрла их большими пальцами. По плечам и спине пробежало мягкое прикосновение, как от Гошкиных ладоней.
— Да не реву я, — всхлипнула Настя. — Просто Беляшика нет, а они свою псарню выпускают просто так бегать под окнами.
На полу сидеть всё-таки холодно. Пришлось вставать и садиться дописывать обзор по ценам на недвижимость. Потом ещё «жильцов» покормить и в себя хоть что-нибудь запихнуть. От тянущих воспоминаний о Беляшике аппетит всегда напрочь пропадал.
Утром Настя сварила остатки какао — в кои-то веки решила потратить побольше газа из баллона. Специально открыла окно, чтобы порадовать ароматом бегущих на работу соседей. Ей-то повезло работать из дома. Можно, например, делать перерыв и идти поливать палисадник. Хотя эту процедуру Настя всегда терпеть не могла, но теперь из-за светящихся декоративных черепушек из шланга с балкона цветы тоже не полить. Вдруг вода на светильники попадёт, и они сломаются. Может, зонтик соорудить? А то осень, дожди.
Хотя тут, похоже, и дождя не нужно. Настя с лейками спустилась вниз, прошла через калитку на свою часть палисадника. Оказалось, одна из палок с черепом валялась на земле у клумбы.
Громко высказывая всё, что думает о вандалах, Настя приладила палку обратно. Выпрямилась и осмотрела россыпь ярких тыкв.
— Почто тебе столько? — спросила из-за забора громогласная баба Юля, опираясь на рукоятку грабель.
— Доброе утро, — отозвалась Настя, перелезая через бахчу. — Сама не знаю, если честно. Просто решила в первый раз вырастить что-то съедобное.
— Ну, у тебя хорошо получилось, — золотозубо рассмеялась бабуля.
— Хотите, подарю парочку?
— Нет уж, спасибо. Их Котовские псины
