– богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их.
ЕККЛЕСИАСТ, 9:11
И когда корабль отходит от причала
И вдруг отделяется, так что раскрывается пространство
Между кораблем и причалом,
Ко мне возвращаются недавние тревоги
Неким туманом грусти,
Сверкающим солнечными каплями на порослях моих тревог,
Первым окном, в котором пробивается рассвет,
И обволакивает, как воспоминания другого человека,
Которые таинственным образом были моими.
АЛВАРО ДЕ КАМПУШ[3]. Морская ода[4]
Некоторые также утверждают, что душа разлита во всем; быть может, исходя из этого, и Фалес думал, что все полно богов.
АРИСТОТЕЛЬ. О душе[5]
Все человечество – создание одного автора, оно есть единый том, и со смертью каждого из нас не вырывают из книги соответствующую главу, но переводят ее на другой язык, и перевод тот лучше оригинала; так каждой главе суждено быть переведенной в свой черед; у Бога в услужении множество переводчиков: одни части переведены Старостью, другие – Болезнью, иные – Войной, а иные – Правосудием, – но на каждом переводе лежит рука Господа; и она сплетает вместе разрозненные листы для той библиотеки, где каждая книга раскрыта навстречу другой.
ДЖОН ДОНН. Обращения к Господу в час нужды и бедствий[6]
I
Смерть в архиве
В последние дни января 1574 года Дамиан де Гойш начал медленно превращаться в бумагу. Этот конец, возможно, не является особым сюрпризом для человека, который всю жизнь провел среди документов: он был гуарда-мором – главным хранителем португальского королевского архива. Один из служащих приходской церкви в деревне Аленкер, находящейся в полудне пути от Лиссабона, зафиксировал расщепленным гусиным пером на волокнистой бумаге, что Дамиан де Гойш умер тридцатого числа января месяца 1574 года и был похоронен в часовне этой церкви. Далее служащий добавил, что похороны состоялись в тот же день, месяц и год, что указано выше, – и это подчеркивает необычайно быстрое погребение. Нам повезло, что нашелся документ с точным указанием сроков смерти, поскольку надгробие, которое Дамиан заказал для своей могилы, содержит ошибку: на нем высечена дата на десять с лишним лет раньше[7]. Многие безуспешно искали тело, погребенное в указанный на камне день, в то время как от Дамиана де Гойша осталась лишь бумага: помимо записи в церковном реестре, информация содержалась в письме, которое оказалось в Северной Европе вместе с сообщением о его смерти, разошедшемся по Европе в бесчисленных подписанных копиях; эти документы обнаружились в смятом виде в тетради, найденной в лиссабонском архиве около 200 лет спустя. Они могут объяснить сдержанное беспокойство церковного служащего, поскольку некоторые из них заставляют предположить, что архивариус короля стал жертвой весьма необычного убийства.
Свидетельства о смерти Дамиана не соответствуют друг другу. Согласно одному из сообщений, в последний вечер своей жизни он остановился на постоялом дворе, отправил слуг спать, а сам остался у очага, спасаясь от зимней стужи, и читал какой-то документ. Затем ночью случилось что-то непонятное. В сообщении говорится, что на следующее утро его тело нашли обгоревшим, хотя посреди описания этой мрачной сцены указывается, что Дамиан по-прежнему сжимал в руках часть того самого листа бумаги, который читал накануне вечером – остаток же документа поглотило пламя. В центре сцены находится тело, удерживающее напряжение вокруг новизной превращения в неодушевленный объект; однако внимание наблюдателя привлекло именно любопытное выживание бумаги, менее хрупкой (как кажется), нежели жизнь Дамиана. В сообщении нет уверенности в том, что именно произошло, когда тени, словно мотыльки, плясали в ночном пространстве под ритм языков пламени, в котором шипели и трескались дрова. Предполагается, что причиной стало то, что он заснул или лишился чувств в результате какого-то инцидента. Несколько позже возникла другая версия, где тоже упоминается смерть вследствие ожогов лица, груди, головы и рук и отмечается характерное совпадение его кончины с днем аутодафе в Лиссабоне – костров, на которых сжигали еретиков[8].
Третье сообщение вообще не говорит об огне и фактически предполагает, что смерть Дамиана произошла дома. Этот источник менее осторожен в объяснении событий. Хотя он допускает возможность того, что архивариус мог умереть от апоплексии (современный термин для удара или другой внезапной смерти), в нем высказывается предположение, что он мог быть убит вороватыми слугами; при этом используется латинское слово suffocatus, которое может означать как удушение, так и утопление.
Ключи к тому, что случилось в ту январскую ночь, разбросаны по архивам в Лиссабоне, Антверпене, Риме, Венеции и Гоа – частички человека, жизнь которого была связана с документами. Архив, которым заведовал сам Дамиан, находился в башне лиссабонского замка святого Георгия, расположенного на вершине холма. Это место принадлежало римлянам, затем арабам, а потом стало оплотом португальской короны, хотя впоследствии двор покинул его, поскольку королевская семья предпочла более современный дворец на берегу реки. Дамиан жил совсем недалеко от Торре-ду-Томбу (Башни архива) – в апартаментах, выходивших на церковь Каза-ду-Эшпириту-Санту (церковь Святого Духа), куда жители замка ходили на службы. Здания, в котором он жил, уже не существует, поскольку, как и бо́льшая часть Лиссабона, оно стало жертвой мощного землетрясения, разрушившего город в 1755 году, и последовавших за ним пожаров и приливных волн. Но башня сохранилась; сейчас она пустует, хотя некогда была хранилищем памяти Португалии, темным помещением, где содержались все секреты королевства[9]. Людям, незнакомым с архивом, он мог показаться всего лишь мешаниной плесневелых бумаг; но эта шкатулка с секретом, в которой каждый документ мог открыть какой-нибудь замо́к или завести в тупик, наделяла колоссальной силой тех, кто знал нужные методы. Легенды Китая и Вьетнама – культур, с которыми Европа впервые столкнулась во времена юности Дамиана, – изобилуют архивариусами, способными изменить судьбу человека, вычеркнув полстрочки в нужной книге, и Торре-ду-Томбу являлась именно тем местом, где могло происходить такое колдовство[10].
Незадолго до смерти Дамиана изгнали из архива, хотя, конечно, он вернулся в башню в виде документов о своей жизни. Некоторые из них хранят ходившие в последние годы его жизни слухи, скандальные даже для его близких знакомых. Среди них имелись обвинения, что он не раз принимал участие в святотатственных трапезах, преломлял хлеб с самыми опасными людьми в Европе, общался с ними в своей библиотеке, даже если они отсутствовали или умерли, и все это время демонстрировал благочестие в насмешку над Церковью. Другие слухи только сгущали тень вокруг его персоны. Среди них нашлась жалоба, что он облил образ
